Песок

Заверяю — на моем лице помимо губ и бровей наличествовали глаза серого цвета, вкрученные глубоко — глубоко в поверхность черепа и некрупный нос — до безобразия правильный, способный состязаться с равнобедренным прямоугольным треугольником.

Я люблю походы. Поход — это целая система поиска себя там, где тебя нет и никогда не было, самоодурманивание за счет переброски и трудоустройства в условия не очень простые для городского организма. Все эти сложности придуманы, чтобы не допустить лишней рефлексии.

Искать себя за пределами себя гораздо проще, чем внутри. Внутри, как правило, ничего не разглядеть. Сколько ни извлекай себя, ни выпаривай — ничего не вытянешь. Тишина и пустота.

С Ляпой я ходил три раза: Памир, Шпицберген, Эльбрус. Вполне достаточно, чтобы узнать человека вдоль и поперек, породниться с ним навеки. Только не Ляпу.

Я нежно укладываю биографии на пол своей комнатенки. У меня особый подход к складированию книг — я устраиваю из них поленницу: две книги вдоль, две поперек. На верхушке всегда самые лучшие книги в моей коллекции.

Такая конструкция являет собой прекрасный пылесборник. Ее сложно куда-то перетащить, поместить под стекло. Легко поджечь и разрушить — это ли не демонстрация хрупкости судеб, легкой воспламенимости, пожароопасности всего земного.

Чем выше поленница, тем аккуратней с ней обращение.

Вы смирились с тем, что ТАК и должно быть?

Я не Агасфер, не мытарь. Я человек, ищущий чуда, его жадный ловец и воздыхатель. В Москве полно персонажей, абсолютно похожих на меня. Болезненные прививки прагматики, которыми подкалывает столица, заставляет их отказываться от второго слова, ампутировать сказочные надежды. Священное место чуда резервируется для других слов. Деньги, любовь, власть.

Все, кто не поддался действию прививок, сохраняют болезненное влечение к чуду. Вне его ожидания их судьба становится невозможной.

Если бы мне сказали, что мне уготована роль спасти мир, я бы не удивился — вполне приемлемое развитие событий, учитывая мои стартовые чаяния.

Ляпа поручила задание тому, кто более всего подходил для него. На Лемуре я потерял свой слабый иммунитет к чуду, позволив болезни доконать меня. Я понял — весь боевой пыл гусеничной твари (моей судьбы!) нацелен не на уничтожение, не на борьбу, а на поиск невероятного. Того, что я не вычитал в биографиях. И я пошел по минному полю.

Если наложить друг на друга траектории движения людей по Москве, то в месте наибольшей концентрации перемещений находится взлетная полоса в ад.

— Прямиком в ад, сечешь? — как говорил мой друг Толик.

Иногда я надеялся найти эту дорогу. Иногда хотелось, чтобы в кромешной тьме комнаты, где я в одиночестве коротаю ночь, на мое плечо опустилась бы лапа неведомого чудовища. Тогда все встало бы на свои места — я оказался бы лицом к лицу с ужасом, достойным впустую прожитой жизни.

Я все еще рассчитывал, что сам не ведая, своею судьбою пишу шифрограмму, не подозревая пока смысла зашифрованного. Я лишь немного ошибался — эту шифрограмму написали за меня. Я получил ее за месяц до того, как найти ту самую взлетную полосу.

Прямиком в ад, сечешь!

На людей, спланировавших мою судьбу, да и на весь мир в целом я не в обиде, потому как до сих пор не знаю, какую цену мне пришлось заплатить за его спасение.

Ненависть бывает созидательной?

Еще в нежном возрасте Ляпа идеально отрепетировала изумленный взгляд. Она часто надевала его и с удовольствием носила, надежно маскируя искушенное сознание.

К 27-ми мир представлялся Ляпе собранием заблуждений, при этом хорошо изученных — крапленая колода плоских картинок, удел которых неуклюже самовоспроизводиться и повторять друг друга. Она не сомневалась — не составляет труда управлять игрой, что разворачивается на шести континентах и водах, так ненадежно отделяющих их друг друга.

Рычаги, способные перевернуть этот мир, повсюду. Даже колбочки с песком могут быть кнопками запуска необратимых изменений во Вселенной. Однако бестолково жонглировать своей коллекцией, наугад нажимая клавиши, Ляпа бы не стала — прежде чем брать управление, надо понять, как должны выглядеть результаты.

Она не сомневалась — вручи здравомыслящему человеку волшебную палочку и патент на всевластие, пораскинув мозгами, он сломает палочку, патент разорвет. Плюнет, разотрет… Даже если он предварительно наколдует себе голливудскую внешность и солидный счет в швейцарском банке, это не отменяет факта абсолютного человеческого бессилия перед всесилием.

Поэтому Ляпа воспринимала как угрозу сквозняки из других пространств, пронизывающие осточертевший интерьер зримого мира. Они несли с собой обещания, на которые она могла купиться потому, что ее судьба грозила окончательно не состояться.