Песок

Кто вас понимает?

Я не нашел Лемур. Ни в тот день, ни в последующие. На третьи сутки я разбил навигатор и с наслаждением топтал осколки. Через пять часов я купил новый, через неделю — стал трижды обгоревшим городским сумасшедшим, ежедневно перемещающимся по неизменной траектории: Луи-Лу— порт — море — порт — Луи-Лу.

Я каждый раз убеждал себя, что до сегодняшнего дня мотался по океану неверными тропками, неправильно смотрел на навигатор, и вообще, эта штука барахлит не на шутку — не те координаты, не та погода, не то настроение.

Метроном сознания в такт моим шагам к пристани ежедневно чеканил здравыми рассуждениями о том, как бессмысленны все мои поиски. Вечером, когда я обессиленный возвращался в Луи-Лу, разум увещевал прекратить безумие. Я отмахивался от него как от безобидных насекомых Реюньона.

Если он продолжит занудливо жужжать в голове, я легко соглашался с доводами, но снова и снова шел к Лонгу, платил 400 евро и плыл к координатам, по которым однажды обнаружил чудесный остров.

Я сдал обратный билет, разобравшись — в любой удобный момент могу вылететь более дешевым рейсом. В Париже попрошу Ляпу подкинуть наличные.

В конце концов, я летел за тридевять земель, надо проехаться по Реюньону, посмотреть на вулканы. Такими наивными оправданиями собственного безумия я давно не мог обмануть самого себя.

«В конце концов, почему Лонг не вырвет меня из навязчивого бреда. Значит, значит — Лонг меня понимает».

На что потратить последние сто долларов?

После того, как были потрачены деньги на обратный билет, я решил продать свою Nokia. Конечно же, Лонгу, кому еще? За две недели он стал мне как родной — вместо денежного залога он давно принимал мой истрепанный паспорт. Его сочувственный взгляд регулярно покалывал мне спину.

Теперь дорогу в порт ноги мои помнили много лучше, чем траектории переходов в московском метро.

«И вообще, граждане, есть ли в природе Москва? Или она была сном? Также как Лемур? Хе — хе. Ну что ж, по крайней мере, самоиронию я сохранил».

По пути я купил местную симку, позвонил маме, предупредил, что задержусь в походе минимум на неделю. Ничего — мама привыкла к моим многодневным вылазкам.

«Как долго я проторчу здесь на самом деле? Всю жизнь?».

Чтобы еще на секунду связать себя с Большой Землей, казавшейся навеки утраченной, я положил на счет три евро и автоматически набрал незабвенную последовательность цифр:

— Я нашел Лемур. И снова потерял, — Ляпа не удивилась, что я все еще на самом западном из Маскаренских островов.

— А песок?

— И песок.

— Ты вернешься?

— Попробую, — я отключился — рефлекторный позыв организма, испугавшегося, что кто-то кинется сюда лечить его от ежедневной потребности прочесывать квадрат на 20-ой широте.

В который раз залихорадило. Ляпа — Ляпочка — эхо отболевших по несколько по нескольку кругов любви, тоски, безнадежности.

Я поехал на Реюньон, чтобы вновь пустить по кругу наш неловкий роман, который несколько раз не привел меня в качестве мужа в одинокую Ляпину студию. Но в эти скачки вмешалось мое неизлеченное желание чуда.

Вырученной за телефон суммы мне хватило, чтобы еще раз побывать в заданных координатах канувшего в морские пучины острова.

Вы вспомнили самое удивительное событие в вашей жизни?

Вечером я ушел из Луи-Лу — мне было нечем заплатить за ночлег.

Я сидел у прибоя, прямо у ног наливающегося пурпуром неба и размышлял о механизмах чуда.

Когда у ребенка отнимают игрушку, когда заставляют делать то, что он не хочет, у него насильно и безжалостно развивают иммунитет. Всю оставшуюся жизнь этот иммунитет помогает бороться с верой в чудеса.

Это не безболезненное сражение, но не выбивает из строя выросших прагматиков потому, что они с раннего возраста научились мириться с горечью утрат и разочарований.

Чудеса невозможны там, где случились Вторая мировая, Хиросима и Беслан. Чудеса невозможны, потому что мир исследован и разбит на квадраты[14].

Если к 30–ти годам, когда душа закалена, вдруг происходят невероятные события — организму вновь приходится преодолевать давно пошатнувшуюся веру. Ее возвращение разрушает иммунитет, и бороться за привычную взрослую жизнь становится тысячекратно сложнее. Как с ветрянкой во взрослом возрасте.

«Надо начинать сначала противостояние иллюзиям, — подвел итог я. — Покой нам только снился».

Вам нравится европейский стиль общения?

Утром я пришел к Лонгу. Он по привычке ждал меня в беседке. Сложно представить себе более мирную картину — излучающий спокойствие толстый негр играет сам с собой в шахматы в простой пушкинской беседке.

Идеальная пенсионная комбинация — ленивые волны покачивают кораблики в маленькой акватории, беспорядочно растущие магнолии, тишина, редко нарушаемая треском драндулетов, натужно разрывающих тугой воздух сонного города.