Даже если размолоть меня на кусочки как неоправдавший надежд гайдаровский горячий камень, уверен — каждый из них продолжит по — своему любить Ляпу, будет добиваться ее расположения, не прекратит страдать — сомневаться — надеяться.
Мы с ней две точки точнее два множества, которые непременно перемешаются, станут едины. Но у этой нематематической задачи не существует простого решения — слишком много неизвестных.
По логике развития избитых любовных комбинаций после Памира мы имели неплохие шансы вернуться как минимум Ромео и Джульеттой. Мы не стали даже Эсмеральдой и Квазимодо. Это я не к тому, что выгляжу как крокодил — просто моя завидная осанка и отчаянная влюбленность в беспросветную блондинку категорически не напоминают трагических героев не столь далекого прошлого.
— Мы ведь обязательно будем вместе? Обречены? — полушутя спросил я, когда мы бродили по паркам первопрестольной. Это был период моих первых осторожных ухаживаний — месяц спустя после того, как заросли наши кости, ровно в тот день, когда нам захотелось новых приключений.
— Нет, — так же полушутя ответила Ляпа. — Мы с тобой герои, Покрышкин. Герои должны безоглядно мчаться в сторону заката.
— Ну и что? Помчимся рядом. Лошадки синхронно машут хвостами и покачивают задницами. Потертые седла опять заскрипят. Впереди будет вставать огромное солнце. Во весь горизонт. Как в «Неуловимых мстителях» Кеосаяна[8]
старшего.— Увы, Покрышкин, за линию горизонта герои отправляются поодиночке, — в тот раз она осторожно высвободила ладошку из моей руки. Пошла рядом, совершенно и очень болезненно не касаясь меня.
Я никогда не мог собрать все свои мысли о Ляпе в кучу. Из них не получилось бы связного повествования. Может от того, что Ляпа по своей природе неуловима? Иногда я думаю, эта миниатюрная ореада[9]
с кукольными глазами и татуировкой на виске — как раз то чудо, которое я ищу всю жизнь.У вас есть Тайны?
Она носила огромные заколки, но походила скорее не на Мальвину, а на безумную девочку с пропеллером на голове. Иногда казалось — ее отделяет несколько взмахов кисти от превращения в белокурую анимешку или девочку — эмо.
Она напоминала матрешку с секретом, в которой, раскрыв изрядное количество полостей, не обнаруживаешь цельного ядра. Кругом скорлупки — ничего настоящего.
Она бывала вызывающе откровенной, дерзкой, даже порочной. Речь с поволокой, томные жесты — маленькая Ляпа охотно надевала на себя стиль женщины — вамп. При этом оставалась обжигающе холодна, как жидкий азот. Все это не добавляло мне шансов.
В нашу первую встречу я ловко раскусил ее — она не интересовалась ни женщинами, ни мужчинами. Плохо скрываемое равнодушие не было ее тайной. Секрет Ляпы все время ускользал от меня — поэтому я продолжал надеяться.
Нынешнее приключение давало мне очередную возможность. Получив деньги, я помогу спасти Коллекцию. Чем не ключик к сердцу, когда вокруг почти все вопросы разрешаются толщиной кошелька?
В эпоху перемен даже у состоятельных людей свободная наличность ушла словно вода в песок. Я четко не отсек момент, когда все стали должны всем. Долги простых смертных оказались возмутительными, долги богатых — катастрофическими, долги зажиточных стран — неисчислимыми. В этой ситуации каждый скрупулезно решает, чем он жертвует, чтобы остаться на плаву.
Остаться на плаву да еще с трофеем в виде любви всей жизни — когда всё трещит по швам, задача соизмеримая с подвигами бойцов прошлого. Я готов был биться до последнего, лишь бы Ляпа не лишилась Коллекции.
Она тонула — значит, ее требовалось спасать. Простая логика. Всех этих мыслей мне вполне хватило до Парижа.
Вы путешествуете, не выходя из-за компьютера?
Полагаю — вы бывали в Орли. Мне не приходилось. Я бы с удовольствием рассказал о нем, но боюсь — заскучаете. В нашем глобализумном мире перелет в дыру любой степени отдаленности от пенатов кажется теперь отвратительно прозаическим.
Наивно пытаться удивить перечислением широт и стран, над которыми я пролетел в течение суток. Или рассказами о сотне неоригинальных мелочей, случившихся в полете. В Инете воз таких историй. Набейте в поисковике «фото бортпроводниц», «стюардессы», «чем занимаются пилоты в полете».
Скучный аэропорт Ролан Гаррос (о. Реюньон) встретил меня равнодушно и тут же накрыл курортным колпаком плотного влажного воздуха, в котором хотелось передвигаться неторопливо и одергивать любые суетливые мысли.
Здание аэропорта выглядело как менее ухоженный брат — близнец европейских воздушных гаваней, от Римини до Ларнаки. Как специалист по промышленной безопасности уверенно заявляю — оно нуждалось в диагностировании и реконструкции.
С гордостью добавляю — на Реюньоне не отыщется экспертов моего уровня, но я не стал предлагать свои услуги администрации… закинул на плечо 80-ти литровый рюкзак и окунулся в липкую тропическую жару с непоколебимым намерением прибыть в тесный зал вылетов не позднее, чем через трое суток.