Я не стал задумываться о феномене пресной воды посреди Индийского океана, и устало вытянулся на кушетке. Ворс приятно защекотал спину.
Бездумно бегая глазами по окружающему меня чуду, я тревожно сжимал член, словно он единственный связывал меня с обратным маршрутом — броситься к катеру, вытравить якорь, забрать залог у Лонга, обменять в аэропорту билеты — и завтра я буду в Москве, откуда произрастает моя реальность, зачахшая на этом острове, обитаемом неизвестно кем и почему.
«Елки — иголки — пресная вода!».
Ах да, песок.
Сковывающую движения склянку я поставил на пол, отбросил пальмовый лист и от души отвлекся, вложив в нехитрое дело все недовольство и непонимание происходящего.
Из-за не покидавшей меня тревоги облегчения не наступало. Я извертелся, прижимаясь к ворсу чувствительными эпицентрами кожи, приподнимаясь над кушеткой на корточках, складываясь в калач, не переставая. Я словно добывал из себя невозможное в подобных условиях успокоение.
Если все мои прошлые опыты рукоблудия и умеренного гетеросексуального разврата сравнить с прыжком на месте, то взрыв, настигший меня на таинственном острове посреди Индийского океана, был подобен прыжку с парашютом.
Я еще долго лежал на кушетке, хватая ртом воздух как кит, давно и безнадежно выброшенный на берег.
Потом я увидел дверь. Наружу. Другую, не ту, в которую я вошел. Совершенно нерациональную даже для молдаван. Она была врезана в стену, за которой не могло быть комнаты. Там находилось пространство Лемура. Казалось, дверь и раньше всплывала на периферии зрения, но теперь она заняла весь обзор, стала единственным существенным предметом в моем сегодняшнем приключении.
Удивительно быстро я превратился в пульсирующую мысль — не приближаться, не открывать.
Почему? Снаружи прячется хозяин бунгало? Всё это время он ускользал от моего взгляда, ловко перемещаясь вокруг дома?
Эти вопросы вызвали в расслабившемся теле немотивированный, вгрызающийся внутрь ужас. Мысль пульсировала все болезненнее и лихорадочнее — вдруг хозяин войдет? Ну и что? Что он может мне сделать?
Может!
Я бросился к катеру.
Слетел с возвышенности, проскакал над барханами, на берегу дрожащей рукой зачерпнул песка (склянка взмокла от вспотевших ладоней) и, шатаясь, побрел по мелководью.
Кожу после купания щипало. Хорошо предусмотрительный Лонг закинул в катер две пятилитровые канистры с водой. Я смыл соль и от души напился. С груди словно свалился груз, весом в сто сизифовых каменюг.
Лемур не иллюзия. Я вырвался из его трясины. Из двери никто не вышел. Песок в склянке реален. Задание выполнено!
Вы можете рассчитать плотность своих обманов на десять тысяч произносимых слов?
Путь назад коротал расчетами. Лишь бы не сушить голову тупиковыми размышлениями о природе возникновения островов на пустом месте.
В своих фантазиях я уже потратил много больше, чем причитающиеся мне десять тысяч евро — нет ничего приятнее подобных расчетов.
Дорога пролетела незаметно. На завтра у меня сложился великолепный план — поездка к ближайшему вулкану, похожие на блины фрукты, мулатки, готовые помочь мне забраться на новые эротические высоты.
Лонг ждал у причала. Вот тогда должен был прозвенеть первый тревожный звоночек.
Негр забыл дома свою праздничную улыбку и выглядел как Михаил Боярский без шляпы и шарфа «Зенит».
Трусцой подбежал к месту швартовки и первым делом выхватил из катера мой рюкзак.
Я плохой физиономист, но в какой-то момент мне показалось — Лонг не хочет помогать мне выйти из покачивающейся посудины. Он готов с разворота впечатать мне в лоб подошву своих сандалий, схватить поклажу и броситься наутек.
Я требовательно протянул руку — Лонг нехотя вернул вещи и засеменил рядом со мной.
Он кудахтал что-то на своем лягушачьем. Видимо успокаивая. Увещевать меня не было необходимости — я не испугался его предупредительности и странной тяге к моей собственности. Ничего ценного в рюкзаке не было, даже паспорт и билеты я оставил в «Луи-Лу». Ах да, там болталась склянка с песком — потенциальные десять кило евро.
Когда деньги утратят свое демоническое значение?
На следующее утро я не поехал смотреть на вулкан. Я отоспался, плотно позавтракал и решил обрадовать новостью Ляпу.
Когда, не отправив, я удалил восторженное смс, когда громко выругался и вслух спросил вентилятор над головой: «в чем дело, брат…часом не тропический мак цветет в округе?», когда ноги понесли меня в порт… причина беспокойства еще не оформилась во мне.
Молоточки застучали в голове, когда понял — я ошибся!
Не могло случившееся быть правдой, несмотря на то, что я посекундно помню весь вчерашний день, каждый поворот в нем!
«Как же песок?»
Лонг, казалось, ждал моего прихода. Он сидел в беседке, в пятидесяти метрах от причала и играл сам с собой в шахматы. Жестом пригласил присоединиться. Тем же жестом я попросил его дать катер.
По лицу чернокожего пенсионера проплывали легко узнаваемые эмоции — после моей просьбы лицо семафорило о глубокой и безнадежной печали.