Песок

— Они не стали дожидаться голода — запустения и пришли сюда получить заслуженные курортные увеселения. Возможно, пока их души не беспробудно черствы, получится их склонить к сотрудничеству, — Гоша улыбнулся и постучал себя пивной банкой в грудь. — Здешние особи и я, и ты в том числе, весьма своеобразны. Мы чутки к пульсациям Вселенной, — от бесшумного смеха его лицо покраснело и покрылось морщинами — единственным поводом веселья была его проникновенная речь. Он смеялся над самим собой. Доктор покрутил в руках пустую банку. — У тебя точно здесь пиво? Без опиатов? — и давясь от смеха, продолжил. — Мы тоньше чувствуем. Глубже рефлексируем. Мы индивидуально неудовлетворенны чем — то еще более индивидуальным. А вернуться на Землю мы сможем исключительно к чуркам отмороженным. Какой поэт пропадает! Через пять минут эти вурдалаки прибудут сюда. Иван Владимирович, надо приложить все усилия, чтобы «капитанская рубка», независимо от личности отсутствующего капитана, никому не досталась.

— Кроме тебя?

— Кроме нас с тобой. Почему не триумвират — я, ты, Ляпа?

— Почему ты думаешь, что я буду помогать?

— Потому что в одиночку не ты, ни я не справятся с анархией, которая погребет здешние просторы.

— Они перестреляют нас?

— Конечно, нет. Что за глупости?! Первый этап любой революции проходит бескровно.

У Вас есть десять близких человек, которые не предадут?

Выяснилось — помощники все еще преданы Хранителю. Сказался почти столетний опыт кадровой работы — гуру великолепно чувствовал и подбирал людей.

Коллег Хранителя по охране Омеги невозмутимого Ли, молчаливого норвежца Густава, многоликого араба Мусу и прочих Ляпа считала странными и страшными людьми, поэтому их появление лишь увеличило неожиданную тревогу, которая лучами расходилась от солнечного сплетения.

Все кроме араба принесли пустые, изрядно помятые ведра. Муса держал в каждой руке связку пожарных багров — ручки как положено выкрашены в красный, крюки и остро заточенные пики блестят как новые.

— Несчастье разносите? — поинтересовалась Ляпа.

— Несчастье Омеги началось с вашего появления, — жестко парировал Хранитель.

Оглушительно гремя ведрами, гости прошли сгрудились вокруг Вильгельма.

— Ведра из Вашего арсенала? С прошлого раза? — догадалась Ляпа.

Хранитель хмуро кивнул.

— К Ледовому побоищу готовимся, а, Ярославичи? — Ляпа оглядела совершенно не новгородские лица присутствующих.

— А Вы готовы? — поинтересовался Хранитель

— К чему?

— Придется поработать руками. А то все головой да головой. Копать землю, таскать тяжести. В сущности, самая благородная работа.

— Поможет?

— Возможно. Если Вы не ошибались насчет массированной поддержки. У нас нет времени. Потому что люди, привыкшие коротать время путешествиями на землю…

— Торчки, — перебила Ляпа.

— Пусть будет торчки, — недовольно согласился Хранитель и продолжил, — У них начинается ломка. Это не голод, который постепенен, не общий рост тревожности. Перемены молниеносны. К вечеру заболевшие готовы будут не только революции устраивать, но и сцены каннибализма. Они несколько часов живут без своих видений. Вкупе с обостренной чувствительностью — это большая беда.

Когда группа двинулась к центру поселка, он рассказал о том, что семьдесят лет назад сделали торчки с теми, кто навсегда подхватил вторую стадию заболевания Омегой.

— В тот раз отрубили головы. Всем, — слова ТОТ РАЗ Вильгельм выговаривал уважительно как о конце света. В сущности «ТОТ РАЗ» и был для Омеги своеобразным апокалипсисом — изменение рельефа, климата и один выживший в итоге. — Спустя много лет я пришел к выводу — более всего их смущало лицо человека. Или пугало? Или они расстраивались, что кто-то кроме них все еще пытается управлять Вселенной?

Какова максимальная скорость изменения настроения?

Многие ушлепки бросились вплавь. Когда самые ловкие вскарабкались на деревянную пристань у входа в замок, ПИФа удивила произошедшая метаморфоза. На берегу они орали, смеялись, жестикулировали, а на расстоянии плевка оказались вдруг серыми, хмурыми тенями, безмолвно скользящими в дом. Словно бросок вплавь на жалкие восемьдесят метров окончательно измотал их, перекрасил все их ранее радужные чувства. Они даже не подняли голову, чтобы рассмотреть стоявших на балконе. Ауры ушлепков полыхали угрозой.

ПИФ и Гоша вернулись в гостиную.

Топот ног приближался, лицо доктора стремительно менялось на глумливое, даже юродивое:

— Да здравствует Гвардия! Большие батальоны всегда правы. В борьбе обретём мы право своё! Viva la muerte! — заголосил Гоша дурным голосом навстречу влетевшим в залу бойцам, подумав, заговорщически добавил. — Наша цель — ваша жизнь. Здесь есть пиво!

Непонятно, какая из сентенций заставила ушлепков остановиться и растерянно захлопать глазами. Они словно забыли, отчего с таким рвением стремились сюда. Вода катилась на паркет, лица сделали бы кассу музею мадам Тюссо — они демонстрировали все возможные степени тоски.