Песок

Рана на шее жгла и пульсировала. Потоки артериальной крови, выхлестывавшие из меня, не убывали, текли по телу. Отвратительное липкое ощущение, темные пятна перед глазами, слабость в ногах, сухость во рту. Я поднял двухлитровую бутыль с водой, предусмотрительно заготовленную у ног. Она показалась столитровой.

Впрочем, ливень из меня должен вот — вот прекратиться — скорее всего, раны чуть затянутся, либо я буду наполняться новой кровью либо я ошибался и через мгновение умру.

«О том, что будет крайне неудобно стоять в луже собственной крови, я не подумал».

Охранник, ненадолго застывший у ограды, решительно дернул в сторону одну из тележек. Я среагировал незамедлительно — нанес колющий удар себе в живот, под ребра и истошно завопил:

— Я же предупреждал «стоять»! Мне чертовски больно. Не видите?! Не приближайтесь! — «надо было заранее придумать пару десятков убедительных предостережений».

Гул негромких бесед из уплотнившейся толпы создавал хороший фон для моих будущих сенсационных заявлений. За спину я не мог заглянуть, но лопатками чуял — на тротуаре позади тоже кучкуются люди.

— Слушай, дядя, — негромко заговорил охранник, — Перестань чудить. Не знаю, как ты это делаешь, но тебе точно нужна наркологоэпилептическая помощь.

— Вот и помоги мне, дружок, — ласково попросил я. — Объясни ментам — если они ступят ближе, чем на три метра к линии обороны, изловчусь и срежу себе голову, — звук сирен, затеплившийся вдалеке несколько секунд назад, неутомимо приближался. — Срежу себе голову, если подойдут менты, — крикнул в сторону рыжего парня, снимавшего меня камеру мобильного.

Охранник пронырнул сквозь толпу и ушел из поля зрения вправо. На периферии появились двое в белых халатах. Подходить не стали. Равнодушно закурили и, показалось, заговорили о чем — то своем.

Минут через пять на линию обзора вынырнули два мента и знакомый охранник, продолжавший что-то втолковывать худому как швабра слуге народа.

Менты, не глядя в мою сторону, оттеснили собравшихся на безопасное по их мнению расстояние.

«Десять метров — идеальная нейтральная полоса. Надеюсь, к вечеру она не увеличится, и я докричусь до самых впечатлительных из моей публики».

— Уважаемый, что происходит, скажи? — оттесняемый в сторону рыжий верзила продолжал направлять на меня мобильный. — В чем фокус? Вы же не просто так себя порешили?

— Мне нужна пресса! — крикнул я, — Эфир. Нужен эфир. Первый канал. CNN. И не подходите ко мне. Передай это всем.

Теперь кровь лилась из меня тоненькой струйкой. Наверняка, когда все закончится (если закончится) мне потребуется переливание крови.

«Дьявол, какая у меня группа?! Попросить подготовить материал заранее? Или за мои подвиги, меня затолкают в безнадежно длинную очередь страждущих?».

Подъехали телевизионщики из неизвестного мне агентства (непроизносимое сочетание букв и цифр), и после неудачных переговоров с ментами, расположили камеру метрах в тридцати от места происшествия.

К этому моменту менты выстроили вокруг меня оцепление, но по — прежнему никто не подошел. Прибытие телевидения подвигло полковника на переговоры. Он приблизился к ограждению, чуть заступив за оговоренные мною три метра до тележек. Огорченно изучил меня.

— Слышишь меня, камикадзе? — уточнил он, прежде чем начать беседу — видимо мой внешний вид живописно иллюстрировал, что я не могу видеть — слышать — стоять.

— Слышу, товарищ полковник. И вижу. Не подходите ближе, — предупредил я.

— И не подумаю, — задумчиво ответил мент, мое обращение по уставу очевидно понравилось ему. — Слушай, парень. Я скажу несколько соображений, почему ты не можешь и не будешь стоять на этом месте. Потом у тебя будет пять минут, чтобы принять решение.

— Валяйте. Вы все равно не отстанете.

— Можешь сразу сказать «нет». Не возражаю, — по всему было видно он с нетерпением ждал, когда я без посторонней помощи свалюсь в обморок и нестандартная ситуация рассосется само собой. К моей великой радости, в обморок падать я не собирался. Мысли залипали, двигались с проворотами, но все еще удерживали меня на плаву. Потеря крови сказалась лишь грандиозной слабостью, упрашивающей меня взлететь в небо. Я отнекивался словами, которые приготовил для вечернего эфира.

— Слушаю, товарищ полковник, — не будет ничего зазорного, если я потяну время.