Песок

Вик охватила злость при упоминании богов и разговоров о предназначении. Она видела слишком много мертвых, чтобы думать об этой суке по имени Судьба. Вик вдруг поняла, что стоит на балконе, глядя с высоты на множество страждущих и раненых, рыдающих и оплакивающих своих любимых, слушая их тихие всхлипывания, чувствуя запах пота в своем дайверском костюме, думая обо всех увиденных ею сегодня заживо погребенных, обо всех ужасах, посетивших это и без того несчастное место, об убитом Марко, о вмятом мужском лице за верстаком Грэхема, обо всех бомбах за многие годы, о насилии, о шрамах, о ведрах боли и страданий, которых было больше, чем песка.

— Никто за нами не надзирает, — сказала она матери и повернулась к собравшимся на лестнице братьям. — Никто не смотрит на нас сверху, — повторила она. — Все те созвездия, что мы видим, — лишь спины богов. — Она гневно ткнула пальцем в потолок. — Они отвернулись от нас. Неужели не понимаете? Наш отец мертв. У меня нет сестры. А теперь мне нужно в Лоу-Пэб.

Отстранившись от матери, она шагнула между братьями, едва не сбив с ног Роба. Мать крикнула ей, чтобы она подождала. Остановившись у стойки, Вик закрутила крышку на банке с пивом, схватила горбушку хлеба с тарелки Палмера и поспешила к двери. Когда она уже начала собирать снаряжение, Коннер бросился к ней:

— Вик, не уходи.

— Я переночую в сарфере, чтобы никто его не украл. Отправлюсь с первыми лучами солнца. Вернусь и проверю, как у вас дела, как только случится то, что должно случиться в Лоу-Пэбе.

— Лоу-Пэб ничего не значит, — сказал Коннер. — Ты должна выслушать ту девочку. Там целые города…

— Как Данвар? — Вик перекинула баллон через плечо. — Хватит мечтать, Кон. Начинай копать. Это единственное, что у нас есть в жизни.

— Что ж, если ты не останешься, тогда я с тобой.

— Как хочешь. — Вик кивнула в сторону второго баллона и снаряжения.

— Ладно, хорошо. Выходим с первыми лучами солнца?

Коннер потер руки. Казалось, его потрясло, что она готова была взять его с собой. На самом деле она нуждалась в нем и еще в двадцати таких же.

— Если так, пойду выясню, нужен ли я здесь в ближайшие несколько часов. И скажу маме, куда мы направляемся.

Вик пожала плечами:

— Ты знаешь, где припаркован сарфер. Если доберешься туда после рассвета, его уже там не будет.

Повернувшись, она толкнула дверь, радуясь, что вновь бежит из этого места. Именно здесь она научилась много лет назад этому искусству, именно здесь поняла, как же это приятно — бежать прочь.

Коннер стоял у двери, глядя вслед сестре. Вполне знакомая картина. Вряд ли он снова ее сегодня увидит. Для него стало привычным ее отсутствие месяцами, целый год. Столь же привычным был и страх, что она погибнет во время очередного нырка и он услышит об этом от кого-нибудь в школе. И теперь, когда они вместе пропитали песок собственным потом, ныряя бок о бок, чтобы спасти тех, кого еще можно было спасти, ее смерть стала бы для него еще большей потерей. Его сестра, которая всегда была яркой и далекой звездой в его жизни, вспыхнула подобно Венере. Он не мог оставаться здесь, когда она отправилась в Лоу-Пэб.

Но Коннеру не удалось бы ее догнать — у него не было стольких лет практики в беге. Он направился через заполненный людьми бар к лестнице, где с балкона все так же смотрела его семья. Какая-то женщина схватила его за запястье, благодаря со слезами на глазах, и Коннер вспомнил, как вытащил ее из засыпанного дома. Ее маленький сын ерзал у нее на коленях. С трудом сдерживая слезы, Коннер сжал ее плечо. Ему хотелось ответить, что благодарить не за что, но он боялся, что его голос может сорваться, что женщина увидит за внешним фасадом вовсе не того, кем он пытался выглядеть. Наверху лестницы его встретил Роб.

— Куда собралась Вик? — спросил он.

— Людям все еще нужна помощь, — ответил Коннер, наклонившись к младшему брату. — Я пойду с ней, ладно? А ты останешься здесь с мамой и Палмом.

— Я хочу с тобой.

— Нельзя, — сказал Коннер. К глазам подступали слезы, но требовалось быть твердым. — Ты нужен здесь. Позаботься о Лилии. Представь, как ей сейчас страшно. Как одиноко.

Кивнув, Роб окинул взглядом зал, будто ища, чем заняться, кому помочь. Коннер поднялся по лестнице к матери. Он боялся сказать ей, что уходит, но сейчас его мысли были заняты только одним — вытащить людей из песка. В тот миг, когда он вынес мать, Роба и Лилию на чердак и спас их, он будто сбросил кожу, подобно змее, или пробил скорлупу, подобно птенцу вороны. Он словно заново родился, обретя цель. Он больше не ощущал себя мальчишкой. Ему казалось, что даже мать теперь смотрит на него иначе. Даже Палмер.

— Я собираюсь поехать на несколько дней вместе с Вик, помочь ей, — сказал он им. — Присмотрите за Робом и Лилией?

Мать кивнула, и Коннер заметил, как она сглотнула, сдерживая какие-то слова или рыдания. Она сжала его плечо, и он уже собирался уйти, когда она достала из кармана сложенный листок бумаги.

— Отдай это Вик, — сказала мать. — Пусть прочитает. Она должна поверить.

Коннер взял бумагу и сунул в карман.