Читаем Песталоцци. Воспитатель человечества полностью

Песталоцци вспоминает: «Последним рассказом был „Лингард и Гертруда“. Их история, сам не знаю как, вылилась из-под моего пера и сама собой развернулась, между тем, как у меня в голове не было ни малейшего плана, даже мысли о нем не было. Через несколько недель книга была готова, а, собственно, я и не знал, как это у меня получилось. Я чувствовал значение книги, но как человек, во сне ощущающий цену счастья, которое ему как раз снится»[74].

Я давно заметил: память — это не шкаф, открывая полки которого мы достаем нужное воспоминание, а скорее кинофильм, который мы снимаем сами, с годами делая его то более, то менее красивым.

Как мы уже говорили, чаще всего наши воспоминания не совсем соответствуют тому, что было на самом деле. Это происходит не специально, просто таково свойство памяти.

Конечно, первая часть романа появилась довольно неожиданно. (Всего Песталоцци написал четыре части этого романа.) Включился главный помощник Песталоцци во всех делах — страсть, и он сочинял так, будто кто-то водил его пером.

Долгое время нашему герою мешало писать то, что он хотел заниматься не литературой, а педагогикой. Трудно свыкаться с мыслью, что теперь литература — главное дело твоей жизни.

Именно во время работы над первым и главным романом пришло понимание того, как объединить две эти истории: с одной стороны, страстное желание посвятить себя воспитанию, с другой — необходимость зарабатывать на жизнь литературным трудом.

Господин Призвание, уж если взял за руку, — не отпустит. И все житейские передряги, а подчас и трагедии в конечном счете оказываются бессильными перед доброй силой Призвания.

Песталоцци писал произведение, в котором хотел сформулировать все то, что понял в Нейгофе, и даже реализовать — правда, на бумаге — то, что в жизни реализовать не удалось. Книга спасала от ощущения педагогического краха.

Нет, не просто писатель сочинял роман, — но педагог! Со своим абсолютно своеобразным, заглядывающим в будущее, пониманием педагогики.

Кажется совсем неверным поверить автору и считать, что этот главный его роман написан с ходу, необдуманно, без плана. Это не так.

Когда мы побольше узнаем о «Лингарде и Гертруде», мы убедимся: книга написана по вполне определенным лекалам. Это не некий выплеск эмоций. Это очень четко спланированное произведение литературы.

Скажем даже больше: предчувствуя роман, а потом придумывая его, наш герой даже, некоторым образом, специально готовился.

Именно в это время Песталоцци стали часто замечать в трактире. Он особенно не пил, не ел — наблюдал, как разговаривают между собой простые люди, приходящие сюда передохнуть. Вдохновлялся людьми — их разговорами, их лицами, их переживаниями. Писал не записки одинокого отшельника — скорее, записки наблюдателя.


Закончив и перечитав свой роман, Песталоцци, разумеется, понял, что он плох. Написан неправильно, к тому же — с ошибками. (Песталоцци всегда стеснялся своей безграмотности.)

Сама история и идеи романа Песталоцци были симпатичны. Но внутри жила паника, что «Лингарда и Гертруду» постигнет участь «Вечерних часов отшельника», и роман окажется никому не интересен просто потому, что написан плохо.

Песталоцци — слава богу! — это произведение сжигать не стал. Он поступил неожиданно: наскреб денег (часть дал Фюссли) и отнес первые главы своего произведения некоему профессиональному писателю (имя его история не сохранила), чтобы тот за плату все отредактировал, поправил ошибки, короче говоря: сделал все, как положено.

Как в душе Песталоцци уживались: абсолютная убежденность в правоте собственных педагогических выводов с какой-то детской неуверенностью в себе, — еще одна из загадок нашего героя.

Писатель переписал, как положено. Песталоцци пришел от переделки в ужас.

Готовый роман — вполне себе сентиментальный, дидактический и с моралью на конце — лежал перед ним на столе.

Денег не было.

Песталоцци то казалось, что его роман — удачен, то он приходил в ужас от написанного.

Выход оставался один: рискнуть и напечатать.


Разные исследователи жизни и приключений нашего героя описывают то, как роман вышел в свет совершенно по-разному. Поскольку я, как вы догадываетесь, в те годы не жил, мне остается предложить вам два варианта. Оба, надо сказать, красивые.

Вариант первый. Фюссли знакомит Песталоцци со своим братом — художником. Брат-художник потрясен писательским даром нашего героя и практически заставляет брата-издателя издать роман. Успех. Всеевропейская слава.

Вариант второй. Песталоцци показывает роман своему благодетелю Исааку Изелину. Тому «Лингард и Гертруда» нравится настолько, что он относит роман собственному издателю, который очень ценил Изелина, и тот не только издает роман, но и сразу выплачивает Песталоцци гонорар. Успех. Всеевропейская слава.

Первая история — про дружбу и братство. Вторая — про дружбу и покровительство.

Обе, на мой взгляд, весьма красивы. И так ли уж нам важно, каким именно образом книга попала к читателям?

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги