Пестель

При этом, несмотря ни на какое давление со стороны следователей, Пестель сам решал, когда и в чем сознаться, какую информацию предоставить. Так, в январе 1826 года, в самом начале следствия, он решил дать показания о судьбе «Русской Правды», и вскоре она была найдена и представлена комитету. Показательна и история с признанием Пестелем собственного участия в «цареубийственных планах». До апреля он отрицал это участие, отрицал его и на допросе в Следственной комиссии 1 апреля. Однако в ответах на полученные в тот же день письменные вопросы признал, что был сторонником цареубийства и с самого начала своего пребывания в заговоре обсуждал его возможность.

Правда, не пытаясь преуменьшить свою вину, Пестель не был склонен и к преуменьшению вины других — тех, кто, следуя «духу преобразований», состоял в одном с ним политическом заговоре. Он без тени сомнения называл все известные ему тайные организации — от возглавлявшегося им Южного общества до мифического общества Свободных Садовников. Именно от Пестеля следователи впервые узнали о существовании Общества соединенных славян. Совершенно бестрепетно называл полковник и известные ему имена членов всех этих обществ. Так, уже из первых его показаний следствие узнало 16 фамилий заговорщиков, «коих прежде в виду не было».

«Откровения» Пестеля стали роковыми для его давнего приятеля Михаила Лунина. В ответах на вопросы от 1 апреля полковник — опять же без всяких «улик» со стороны следствия — поведал о плане Лунина времен Союза спасения: с «партиею в масках совершить цареубийство на царскосельской дороге, когда время придет к действию приступить». 8 апреля он подтвердил свои показания. В результате Лунин был арестован в Варшаве и осужден впоследствии на 20 лет каторжных работ. Именно Пестель первым воспроизвел на следствии цареубийственные проекты Васильковской управы и лично Сергея Муравьева-Апостола.

Но при этом полковник сумел умолчать о главном — о своей деятельности в тульчинском штабе, о том, кто и каким образом должен был вести революционную армию на столицы. Пестель представил свой заговор исключительно как идеологическое движение — и таким он остался и на страницах его следственного дела, и в составленном по итогам следствия «Донесении Следственной комиссии», и в позднейших работах профессиональных историков.

* * *

Пестелю удалось спасти от смерти второго южного директора, Алексея Юшневского. Должность, которую Юшневский занимал до ареста, делала его фигурой, исключительной среди заговорщиков. Это, например, прекрасно понимало начальство 2-й армии. После ареста генерал-интенданта Витгенштейн постарался скрыть следы его деятельности. В начале января 1826 года ведомство генерал-интенданта спешно убрали из Тульчина и перевели в город Брацлав, подальше от штаба. При этом Витгенштейна не остановил даже тот факт, что еще в 1823 году Абакумов советовал убрать из Брацлава все подведомственные интендантству учреждения — поскольку за их безопасность ручаться было невозможно.

Но если бы была расследована подлинная роль генерал-интенданта в подготовке восстания, эта мера вряд ли помогла бы и Юшневскому, и самому Витгенштейну. Генерал-интендант вполне мог бы быть казнен, а главнокомандующий в лучшем случае лишился бы своей должности. Но под пером Пестеля Юшневский из ключевой фигуры превратился в одного из многих участников движения — причем далеко не самого активного. «Что же касается в особенности г-на Юшневского, то он все время своего бытия в Союзе в совершенном находился бездействии, ни единого члена сам не приобрел и ничего для общества никогда не сделал. Из всего поведения его видно было, что он сам не рад был, что в обществе находился», — показывал Пестель уже на первом допросе.

Из тех людей, кто, формально не входя в заговор, был непосредственно связан с революционной «практикой» Пестеля, наибольшая опасность угрожала, конечно, Киселеву. Естественно, что после разгрома «гнезда заговорщиков» в главной квартире 2-й армии у начальника штаба начались большие неприятности. В отношении Киселева началось особое тайное расследование. Начальник штаба не был арестован, но его привлекли к допросам.

И в принципе Киселев вполне мог быть осужден: генерал-майорский чин не гарантировал ему безопасности. Даже за «знание» об «умыслах» тайного общества и «недонесение» об этом полагались лишение чинов и дворянства и разжалование в солдаты. В распоряжении же следствия были, например, показания Василия Тизенгаузена, командира Полтавского полка: «Бестужев-Рюмин при Сергее Муравьеве мне говорил, что полковник Пестель объявил начальнику главного штаба второй армии господину генерал-адъютанту Киселеву о всех намерениях, связях и действиях тайного общества со всеми возможными подробностями; что сей генерал поблагодарил Пестеля за его доверенность и просил только быть поосторожнее».