Попались бы вы въ уголокъ между двумя диванами, гд дуетъ сквозной перекрестный студеный втеръ, — отъ котораго стынетъ грудь, мерзнетъ умъ и сердце перестаетъ биться! Хотлъ бы я посмотрть, какъ-бы вы вынесли ету простуду! — достало ли бы у васъ въ душ столько тепла, чтобы замтить какъ какая-нибудь картина Анжело, купленная тщеславіемъ, сквозь холодную оболочку приличій невзначай навяла поезію на душу существа по видимому безцвтнаго, безчувственнаго; какъ аккорды Моцарта и Бетговена и даже Россини проговорили утонченнымъ чувствамъ ясне вашихъ нравоученій; какъ въ причуд моды перенеслись въ гостиную семена какой нибудь новой мысли только что разгаданной человчествомъ, — какъ будто въ цвтк, которую пришлецъ изъ странъ отдаленныхъ небрежно бросилъ на почву и самъ не ожидая того обогатилъ ее новымъ чудомъ природы…
Но гд я?… простите меня, почтенный читатель; я общалъ вамъ сказку и залетлъ въ какія-то заоблачныя мудрованія… то-то привычка, точно она хуже природы, которая сама такъ скучна — въ описаніяхъ нашихъ стихотворцевъ и романистовъ! Простите и вы меня, моя любезная пишущая братія! я совсмъ не хотлъ съ вами браниться; напротивъ, я началъ ети строки съ намреніемъ сказать вамъ комплиментъ —, дернулъ же меня лукавый —, простите, Бога ради простите: впередъ не буду…
Я началъ, помнится, такъ: хорошо вамъ, моя любезная пишущая братія, на высокихъ чердакахъ вашихъ, въ теплыхъ кабинетахъ, окруженная книгами и бумагами и проч., и проч.; вслдъ за симъ я хотлъ сказать вамъ елдующее:
Я люблю васъ и люблю потому, что съ вами можно спорить; положимъ что мы противныхъ мнній, — ну, съ вами —, разумется за исключеніемъ тхъ, съ которыми говорить запрещаетъ благопристойность, — съ вами потолкуешь, поспоришь, докажешь; вы знаете что противъ Логики спорить нельзя — и концы въ воду, — вы согласитесь; въ гостиныхъ не то; гостиная какъ женщина, о которой говоритъ Шекспиръ, что съ нею бьешься три часа, доказываешь, доказываешь — она согласилась — ?вы кончили, вы думали убдить ее? — ничего не бывало: она отвчаетъ вамъ и ?что же? — опять то жь, что говорила сначала; начинай ей доказывать съ изнова! такая въ ней постоянная мудрость. — Въ подобныхъ случаяхъ, вы сами можете разсудить, — спорить невозможно, а надлежитъ слпо соглашаться. Такъ поступилъ и я; лукавый дернулъ меня тиснуть предшедшую сказку въ одномъ альманах и еще подъ чужимъ именемъ, нарочно что бы меня не узнали; такъ нтъ, сударь, догадались! если бы вы знали какой шумъ подняли мои дамы и что мн отъ нихъ досталось! хоромъ запли мн: „мы не куклы; мы не хотимъ быть куклами; прошло то время, когда мы были куклами; мы понимаемъ свое высокое назначеніе; мы знаемъ что мы душа етаго четвероногаго животнаго, которое называютъ супругами.” — Ну такъ, что я хоть въ слезы — однако жь въ слезы радости, мой почтенный читатель! — Етаго мало: вывели на справку всю жизнь красавицы, не хуже моего Ивана Севастьяныча Благосердова, собрали —, едва ли не по подписк,— слдующую статью и приказали мн пріобщить ее къ таковымъ же; нчего длать — должно было повиноваться; читайте, но уже за нее браните не меня, а кого слдуетъ; потому что мн и безъ того достанется за мои другія сказки; увы! я знаю, не пощадятъ причудъ воображенія за горячее неподкупное чувство. — Читайтежъ:
ДЕРЕВЯННЫЙ ГОСТЬ
ИЛИ
СКАЗКА ОБЪ ОЧНУВШЕЙСЯ КУКЛ И ГОСПОДИН КИВАКЕЛ
И такъ бдная кукла лежала — на земл, обезображенная, всми покинутая, презрнная, безъ мысли, безъ чувства, безъ страдания; она не понимала своего положенія и твердила про себя что она валяется по полу
Въ ето время проходилъ прародитель Славянскаго племени, тысячелтній мудрецъ, пасмурный, сердитый на видъ, но добрый —, какъ всякій человкъ обладающій высшими знаніями. Онъ былъ отправленъ изъ древней Славянской отчизны — Индіи къ Сверному полюсу по весьма важному длу: ему надлежало вымрять и математически определить много ли въ продолженіи посддняго тысячелтія выпарилось глупости изъ скудельнаго человческаго сосуда и много ли прилилось въ него благодатнаго ума. Задача важная, которую давно уже ршила моя почтенная бабушка, но которую Индійскіе мудрецы все еще стараются разршить посредствомъ долгихъ наблюденій и самыхъ утонченныхъ опытовъ и исчисленій; — не на что имъ время терять!
Какъ-бы то ни было, Индійскій мудрецъ остановился надъ бдною куклою, горькая слеза скатилась съ его сдой ресницы, канула на красавицу и красавица затрепетала какою-то мертвою жизнію, какъ обрывокъ нерва, до котораго дотронулся галваническій прутикъ.