Пестрыя сказки [старая орфография]

Долго я размышлялъ надъ симъ удивительнымъ явленіемъ, а между тмъ —, можете себ представить, почтенный читатель, каково мн было на дн реторты, надъ самымъ жаромъ; — мой новый, прекрасный черный фракъ началъ сжиматься и слетать съ меня пылью; мой чистый, тонкій батистовый галстукъ покрылся сажею; башмаки прогорли; вся кожа на тл сморщилась и самаго меня такъ покоробило, что я сдлался вдвое меньше; наконецъ отъ волосъ пошелъ дымъ; мозгъ закиплъ въ череп и ну выскакивать изъ глазъ въ вид малепькихъ пузырьковъ которые лопались на воздух; не стало мн силы терпть ету калцинацію; возвратиться опять въ комнаты уродомъ было бы слишкомъ обидно для моей чистоплотной репутаціи; къ тому же мн хотелось узнать: ?зачмь дистиллируютъ почтенную публику? — вотъ я и ршился пробраться къ узкому горлу реторты; съ трудомъ я докарабкался до него, уперся ногами и увидлъ сквозь тонкое стекло, — ?кого, вы думаете? Соображая въ ум древнія преданія, я ожидалъ, что увижу самого Господина Луцифера съ большими рогами, съ длиннымъ хвостомъ и растянутою харею; или хотя злобнаго старика, съ насмшливою миною, въ парик съ кошелькомъ, въ сромъ французскомъ кафтап и въ красномъ плащ; или покрайней мр Мефпстофеля въ Гишпанскомъ костюм; или наконецъ, хотя одного изъ тхъ любезныхъ молодыхъ людей—, которыхъ злоди Французы такъ хорошо рисуютъ на виньеткахъ къ своимъ романамъ, — въ модномъ фрак, съ большими бакенбардами, съ двойнымъ лорнетомъ. — Нтъ, милостивые государи, надъ почтеннейшею публикою потшался —, стыдъ сказать, — потшалось дитя; по нашему говоря, лтъ пяти; въ маленькой курточк; безъ галстука; съ кислою миною, съ крошечными рожками и съ маленькимъ, только что показавшимся хвостикомъ!..

?Не обидно ли это?

Ужъ старые черти не удостаиваютъ и вниманія нашъ 19 вкъ!

Отдаютъ его на потху чертенятамъ!

Вотъ до чего мы дожили съ нашей паровою машиною, альманахами, атомистическою Химіею, піявками, благоразуміемъ нашихъ дамъ, Англійскою философіею, общипанными фраками, Французскою врою и съ уставомъ благочинія нашихъ гостиныхъ. Досада взяла меня: я ршился, призывая на помощь кабалистовъ всхъ вковь и всего міра, отмстить за нашъ 19 вкъ, проучить негоднаго мальчишку и съ симъ великодушнымъ намреніемъ сквозь узкое горло выскочилъ изъ реторты…

ГЛАВА IV.

КАКИМЪ ОБРАЗОМЪ СОЧИНИТЕЛЬ ПОПАЛЪ ВЪ ЛАТИНСКІЙ СЛОВАРЬ И ЧТО ОНЪ ВЪ НЕМЪ УВИДЛЪ.

„Суета, суета вс замыслы человческіе,” говоритъ, — ?кто бишь говоритъ? да я говорю, — не въ томъ сила. Ужъ сколько лтъ умышляются люди какъ бы на семъ свт жизнію пожить, а суету въ отставку выкинуть; — такъ нтъ, не дается; вдь кажется, суета не важный чиновникъ, а и подъ него умные люди умютъ подкапываться. Живешь, живешь, нарахтишься, нарахтишься, жить — не живешь, смерти не знаешь, умрешь и ?что же остается? сказать стыдно. ?Не ужели только? такъ ети вс прекрасныя слова: любовь, добро, умъ, все ето шутка? Нтъ, господа, извините; ужъ если кто ошибся, такъ скоре люди, нежели кто другой. Дло-то въ томъ, кажется, что люди также принимаются за жизнь, какъ я за средство выбраться изъ реторты: ищемъ какъ бы полегче; анъ не тутъ-то было!..

Едва я показалъ носъ изъ реторты какъ сатаненокъ стиснулъ меня въ щипцы, которыми обыкновенно Ентомологи ловятъ мошекъ; потомъ хвать меня за уши да и сунь въ претолстый Латинскій словарь —, ибо, вроятно извстно почтеннйшему читателю, что съ тхъ поръ какъ нкоторые черти, сидя въ бснующихся, ошиблись, разговаривая по Латын, — Луциферъ строго приказалъ чертямъ основательно учиться Латинскому языку; а черти—, словно люди, — учиться не учатся, а все таки носятся съ букварями.

Между тмъ мн было совсмъ не до Латыни; проклятый дьяволенокъ такъ меня приплюснулъ, что во мн вс косточки затрещали. Притомъ вообразите себ: въ словар холодно, темно, пахнетъ клемъ, плснью, чернилами, юфтью, нитками ржетъ лице, бока ломаетъ о типографскія буквы; признаюсь, что я призадумался. Долго не зналъ, что мн длать и что со мною будетъ, — горе меня взяло: еще никогда на семъ свт мн такъ тсно не приходилось.

Къ счастію Латинскіи словарь былъ переплетенъ на Англійскій манеръ, т. е. съ срзаннымъ задкомъ, — отъ етаго нитки прорвали листы, листы распустились и между ними сдлались довольно большія отверстія… вотъ вдь я знаю что длаю, когда крпко на крпко запрещаю переплетчику срзывать задки у моихъ книгъ; нтъ хуже етаго переплета, — между листовъ всегда можетъ кто нибудь прорваться.

Пользуясь невжествомъ чертей въ переплетномъ дл, я ну поворачиваться со стороны на сторону и головою, словно шиломъ, увеличивать отверстіе между листами и наконецъ —, къ велпчайшему моему удовольствію, я достигъ до того что могъ просунуть въ отверстіе голову. Едва удалось мн ето сдлать, какъ не теряя бодрости —, ибо издавна обращаясь съ нечистою силою, чертей гораздо меньше боюся, нежели людей, — я громкимъ голосомъ закричалъ сатаненку:

„Молодъ еще, братъ, потшаться надъ почтенною публикою — еще у тебя усъ не пробило… ”