Пьесы

Оверду. Итак, во имя короля, правосудия и общего блага! Адам Оверду! Ты должен пренебречь мнением всего мира, если тебе нужно это обличье и вся эта выдумка; ибо, клянусь, ты поступил правильно. Хотел бы я теперь встретить этого Линкея с орлиным глазом, этого зоркого эпидаврского змея, как его называет мой Квинт Гораций.[317] Хотел бы я посмотреть, сумеет ли он угадать, что под этим обличаем скрывается старший мировой судья. Они, пожалуй, много раз видали дураков в одежде судьи, но никогда еще до сего времени не видали судьи в одежде дурака. Но именно так должны поступать мы, пекущиеся об общем благе, и так именно поступали мудрые государственные мужи во все времена. Так из лжи рождается истина, — нужно только найти правильный путь. Никогда я не попрекну уважаемого человека, за свою мудрость высоко чтимого согражданами, ежели он вдруг осенью переоденется носильщиком, или возчиком, или собачником, а в зимнее время — продавцом огнива и трута. Что будет он делать во всех этих обличьях? Господи боже мой! Да он будет заходить в каждый кабак, спускаться в каждый погреб, он все заметит, все измерит, все проверит: и колбасы, и горшки, и жестянки; для этого ему понадобятся только шнур да палка. Он и буханки хлеба взвесит на руке, а потом из дому пошлет за ними и раздаст колбасы — беднякам, хлеб — голодным, а драчену — ребятишкам. Он сам все искоренит, не доверяя своим изолгавшимся служащим. Он все сделает сам. О, если бы все люди, стоящие у власти, последовали этому достойному примеру! Ибо мы, люди, облеченные доверием общества, — что мы знаем? И что мы можем знать? Мы слышим чужими ушами и видим чужими глазами. Кто осведомляет нас обо всем? Глуповатый полицейский да сонный сторож! Такие иной раз клевещут «по должности», как они выражаются, а мы, тоже «по должности», принуждены им верить. Вот совсем недавно они заставили меня — понимаете, даже меня! — принять честного и усердного хранителя веры за католического попа, а благонравного учителя танцев — за сводника. Вот каким ошибкам подвержены мы, находясь на высоких постах. Все наши сведения — неточны, а все наши осведомители — мошенники; и, с позволения сказать, о нас-то самих ничего хорошего не скажешь, мы-то сами отъявленные дураки, ежели мы им доверяем! Ну так вот: я, Адам Оверду, решил, что лучше на будущее время приберечь деньги, отпускаемые на осведомителей, и самому присмотреться ко всему окружающему. На этой ярмарке ежегодно совершается множество беззаконий; я сам имел честь в качестве ярмарочного судьи[318] иной раз дня по три подряд разбирать всякие кляузные дела и споры между продавцами и покупателями. Но сегодня особенно удачный день для раскрытия всех этих беззаконий. Я захватил с собою записную книжечку на этот случай. Это обличье — облако, скрывающее меня; под этой личиной я смогу многое увидеть, оставаясь сам невидимым. Смелее! Вспомни о Юнии Бруте![319] Закончу свою речь теми же словами, какими начал: во имя короля, правосудия и общего блага! (Подходит к лавкам и становится в стороне.)

Лезерхед. Ну, разве это ярмарка? Просто можно подумать, что все перемерли от чумы! Что бы это значило, почему так мало народу? Эй, ты там, сестрица Треш, рыночная барыня! А ну-ка сядь подальше со своими пряниками, не заслоняй вид на мою лавку, а то, чего доброго, я разглашу на всю ярмарку, из чего ты мастеришь свой товар.

Треш. А из чего же особенного, братец Лезерхед? Из продуктов, полезных для здоровья, будьте уверены.

Лезерхед. Ну, понятно: из заплесневелого хлеба, тухлых яиц, прокисшего имбирного пива и застоявшегося меда, это ясно.

Оверду(в сторону). Вот! Я уже столкнулся с беззаконием.

Лезерхед. Ох, испорчу я тебе торговлю, старая!

Треш. Испортишь мне торговлю? Поди, какой ловкач! Делай, что хочешь, мне начихать на тебя и на всю твою конюшню с деревянными лошадками. За место на рынке я уплатила, как и ты, а если ты вздумаешь обижать меня, рифмоплет несчастный, кляузник паршивый, я найду приятеля, который за меня заступится и сочинит песенку на тебя самого и на все твое стадо. С чего это ты так нос задираешь? Товаром гордишься, что ли? Мишурою грошовой?

Лезерхед. Иди ты ко всем чертям, старая, мы с тобой после потолкуем. Я тебя еще сволоку к судье Оверду; он тебя сумеет унять.

Треш. Сумеет унять! Да я перед его милостью не побоюсь встретиться с тобой лицом к лицу, если только у тебя на это хватит духу. Хоть я малость и кривобока, а действую прямо, честно, как любая женщина из Смитфилда. Слышали? Он сумеет меня унять! А?

Оверду(в сторону). Отрадно слышать, что мое имя все же внушает страх. Вот плоды правосудия!

_{По сцене проходят несколько посетителей ярмарки}

Лезерхед. Что прикажете? Что вы желаете купить? Что вам угодно? Трещотки, погремушки, барабаны, алебарды, деревянные лошадки, куколки самые лучшие, скрипки отличные!