Пьесы

— Кто вам позволил?

— Сказано, чтоб на общих собраниях!..

— Пишется, чтоб весь народ проголосовал, а вы сами?

С м ы к. Кто нам позволил? (Кликнул.) Стоножкин Василько! Иди-ка сюда, Вася! (А сам Копыстке.) На, Мусий, подержишь, пока мы им протокол прочитаем…

Словно молния у всех в глазах блеснула, когда увидели, что Смык передал Копыстке церковные вещи, обернутые в голубую ткань.

К о п ы с т к а (заметив этот блеск и движение). Не горячись, Сергей! Слышишь?

С м ы к. Не боюсь, потому что имеем право!.. (Вынул протокол.) Товарищ Вася! Прошу вас прочитать.

В а с я (начал читать). «Протокол беднейших граждан слободки Рыбальчанской. Слушали и постановили мы третьего марта тысяча девятьсот двадцать третьего года, что, действительно, как нельзя лучше придумали товарищи из центра, чтоб забрать из церквей серебро-золото и превратить в хлеб голодным, которые у нас действительно пухнут и мрут без всякого соблюдения статистики».

Г и р я. А сколько вас подписалось?

Г о л о с. Сколько вас душ?

К о п ы с т к а. Девяносто семь!

С м ы к. Всех, кто имеет право голоса в нашей слободке, сто восемьдесят девять. Нас подписалось девяносто семь. Кого больше? Имеем право!.. Так не крутите, все равно по-своему не выкрутите!..

Г и р я. А кто подписал протокол?

С м ы к. Не вам спрашивать, да уж прочитай им, Вася, чтоб не крутили! Прочти всех… Кто там? Ну?

В а с я. Подписались серебро-золото церковное забирать (читает): «Смык Серега, Копыстка Мусий и Прасковья…».

П е р в ы й  г о л о с. И сюда вскочила.

В т о р о й  г о л о с. А как же! Без нее и пасха не посвятится.

В а с я (читает). «Рогачка Василий, Клименко Захар, Барило Свирид, Золото Моисей, Стоножка Иван…»

Г и р я. Не верю.

С м ы к. Что?

Г и р я. Не верю! Вы многих без спросу вписали.

С м ы к. Кого, например?

Г и р я. Да хоть бы и Стоножку Ивана… Да мало ли таких, что не хотели, а вы их повписали, чтобы этим незаконным протоколом людей дурить.

С м ы к (усмехнулся). А ну, спроси, вон Стоножка Иван стоит, спроси его!..

К о п ы с т к а (Стоножке). Слышите, сваток? Ха-ха-ха! Да на таких, как сваток Иван Стоножка, весь этот протокол, мало протокол — вся Советская власть держится…

Г и р я (Стоножке). Скажи, Иван, всенародно, ты по доброй воле подписывался? Ты соглашаешься, чтоб у нас забрали чашу и крест?..

К о п ы с т к а. Скажите ему, сваток!.. Посадите его в лужу! А ну?

Все обернулись к Ивану Стоножке. Он промолвил тихо и хрипло, помертвевшим языком:

— Я не по доброй воле подписывался… Я за то, чтоб не отдавать чашу и крест…

Г и р я (блеснул злым смешком). Слышали?

Г о д о в а н ы й. Вот так они дурят нашего брата — народ!

Д е д  с  п а л к о й. Вот так, чтоб вы знали!..

И з  т о л п ы:

— Га?

— Га-га?

— Ага!

— Ага-га!

Копыстка даже побледнел. Посмотрел на Стоножку, хотел что-то сказать, да только крякнул:

— Кто б мог знать, что такой инцидент случится!

У Васи задрожали губы, запрыгала бумага в руках:

— Батя!.. Вы же, батя, согласились, а я… за вас, за неграмотного, расписался. (Всем.) Батя подписались!..

Стоножка зашатался и что-то зашептал, словно хотел словами подпереть себя, чтоб не упасть:

— Какая же мы власть, если кости по дорогам, земля пухнет и весь свет шатается, клонится — не удержишься… Никак не удержишься… (Закачался, упал бы, если бы не Ганна.)

С м ы к (Васе — даже голос дрогнул). Вычеркни!.. Девяносто шесть… Читай, кто там дальше.

Д в а  г о л о с а:

— Вычеркните и меня!..

— И меня, Драча Никиту…

Г о д о в а н ы й. Граждане-народ! Протокол весь чисто фальшивый… Выписывайтесь!

З л о й  г о л о с. Выписывайтесь! Выписывайтесь!

Д е д  Ю х ы м (протиснулся сквозь толпу). Пропустите, говорю!.. Имею что-то сказать — вот, слушайте!.. А ну, послушайте! (Выступил вперед, скинул шапку, оперся о палку и начал.) Вот так же вот было, точь-в-точь так, когда мы на Шипке стояли… Вот вспоминаю… Три недели без харча, еще и лихоманка — кое-кто из солдат и на ногах не держался. И вот, представьте вы себе, — генерал-лейтенант Скобелев подъезжает, ну вот так, как до соломы: «Здорово, дети мои, орлы!..» Видит — некоторые солдаты на ногах не стоят… да и заплакал. «Дисьвительно, говорит… (После паузы.) Да не робей, говорит, дети, — богу молитва, а церкви служба… даром не пропадет!..»

Г о д о в а н ы й. Сущая правда, старик! Рассказывай — говори! Говори!