Пьесы

Возвращаются в гостиную. ЙЕННА зажигает свечи и расставляет их всюду, где прошел ФРАНК.

ЙЕННА. Ты бы хотел?.. На моем месте?

ФРАНК. Нет… Ты другая…

ЙЕННА. Почему? Какая?

ФРАНК. Я не знаю.

ЙЕННА. Почему я другая?

ФРАНК (улыбается). Когда мы целовались, ты стала другая. Хочешь чего-нибудь?

ЙЕННА. Нет…

ФРАНК. И я не хочу… Пойдем спать?

ЙЕННА. Да-а… Я не могу спать.

Пауза.

Сара так говорит. Она лежит с открытыми глазами и говорит: «Я не могу спать. Не могу закрыть глаза. Мама, я не сплю». И потом засыпает… Мы ели курицу с рисом.

ФРАНК. Теперь ты сыта?

ЙЕННА. Я не люблю курицу. Особенно кожу. Вдруг раз — и во рту кожа.

ФРАНК. Я только переоденусь. Разденусь.

ФРАНК кладет очки ТОМАСА на столике рядом с телефоном. Подходит к шкафу, снимает рубашку, достает старую, застиранную, кое-где рваную футболку.

ЙЕННА. Я тоже хочу переодеться.

ФРАНК. Давай.

ЙЕННА (снимает кофту). Не одолжишь мне какую-нибудь футболку?

В ФРАНК дает ЙЕННЕ футболку. Надевает сам такую же. Достает из гардероба маленькую лодочку, переставляет мебель, залезает наверх, снимает с потолка лодочку и протягивает ЙЕННЕ.

ФРАНК. Это тебе от меня.

ЙЕННА. Спасибо.

ФРАНК. Навсегда.

ЙЕННА. Очень красиво.

ФРАНК. Я схожу на кухню.

ЙЕННА. Я с тобой.

Идут на кухню.

ФРАНК открывает холодильник, берет стакан молока.

ЙЕННА продолжает расставлять свечки вслед за ФРАНКОМ.

ФРАНК. Хочешь чего-нибудь?

ЙЕННА. Нет, спасибо.

ФРАНК. Может, замороженные итальянские… ботинки от Гуччи?

ФРАНК достает из холодильника обувную коробку. Возвращаются в гостиную.

Голос ТОМАСА в телефонной трубке: «Йенна! Йенна! Йенна!»

ЙЕННА берет трубку, не отпуская руки ФРАНКА.

ЙЕННА. Ты что, принимаешь душ среди ночи? (Отодвигает трубку.) Уже светает. Утренние сумерки за окном.

ФРАНК. Все это можешь не говорить.

Садятся: ФРАНК на стул, ЙЕННА в кресло. Смотрят друг на друга. ФРАНК пьет молоко.

ЙЕННА. Ты изменился.

ФРАНК. Я?

ЙЕННА. Да. Очень.

Пауза.

ФРАНК. Хочешь?

ЙЕННА. Нет, спасибо.

ФРАНК. Ты знаешь какую-нибудь песню?

ЙЕННА. Песню?

ФРАНК. Можешь спеть мне песенку, прямо сейчас, в утренних сумерках, сейчас, пока мы сидим и смотрим друг на друга. Можешь?

ЙЕННА. Только одну.

ФРАНК. Одной достаточно. Тебе она нравится?

ЙЕННА. Да, очень.

ФРАНК. Ну спой.

ЙЕННА. Тебе?

ФРАНК. Да. Мне одному.

Пауза.

Но только я буду держать тебя за руку. Держать тебя за руку.

ЙЕННА. Подойди поближе.

ЙЕННА садится совсем близко. Придвигает кресло ближе к ФРАНКУ.

ФРАНК. Нет, не просто… Мы ляжем.

ЙЕННА ставит лодочку на стол.

ФРАНК ложится рядом. Сдвинул стулья.

Ты помещаешься? Нас как будто трое… Я имею в виду, что еще мама.

ЙЕННА. Какая она была?

ФРАНК. Я помню всех кроме нее, вообще ее не помню… Давай, спой мне, пожалуйста. Подожди-ка. Она мне приснилась сегодня.

ЙЕННА. Да, ты рассказывал.

ФРАНК. Рассказывал? Когда? Не помню… Сегодня мне приснилось, что я стоял в туалете с ободранной курицей в руках, холодной и твердой, словно только что размороженной, стоял и держал ее над туалетным столиком, и вдруг из нее потекла кровь… я знаю, что это была мама, и Катарина тоже, и помню, я сказал: живот, живот… Но она стала расти у меня в руках, становилась все больше и больше, и в конце концов стала такая большая, что я больше не мог ее держать. Ну спой теперь… Прошу тебя, спой.

ЙЕННА поет, сначала осторожно и медленно, потом поет глубоким, очень красивым голосом: «I’ve got no kick from Champagne».

ФРАНК (не сразу). Как красиво.

ЙЕННА. Я не могу петь. Я так стесняюсь. Я бы очень хотела быть певицей, стоять на эстраде и петь. Иметь бы какое-нибудь трио.

ФРАНК. Маленькое «ТРЕО»[7]?

ЙЕННА. Ты только насмехаешься надо мной.

ФРАНК. Нет, это было прекрасно… Я влюблен в тебя…

Голос ТОМАСА в телефоне: «Йенна! Йенна! Йенна!»