Читаем Пьесы и сценарии полностью

ДИВНИЧ. Ну что ж, друзья, ваших песен ещё нет, споём нашу, эмигрантскую. (Обнимает за плечи двоих.)

В НЕСКОЛЬКО ГОЛОСОВ

Молись, кунак, в земле чужой.Молись, кунак, за край родной.Молись за тех, кто сердцу мил,Чтобы Господь их сохранил!

Стук в дверь — прекратить пение. Но, напротив, теперь уже все, включая Рубина и Фьяченте, обнявшись за плечи, сплачиваются лицом к зрителю и поют.

Молись за то, чтобы ГосподьПослал нам сил всё побороть,Чтоб мы могли увидеть вновьВ краю родном мир и любовь!

Грохот распахиваемой двери. Безмолвные объятия и поцелуи. Дивнич и Холуденев уходят, дверь запирается, немец всё так же методично ест пшеничные зёрна. Оставшиеся теснее обнимаются за плечи.

Пускай теперь мы лишеныРодной земли, родной страны,Но, верим мы, наступит час, —И солнца луч блеснёт для нас!КАРТИНА 5

Слева — летний павильон, фасад которого обращён к нам тремя окнами и крыльцом. Вывеска:

«СПЕЦТОРГ. РЕСТОРАН № 2»

Направо, вглубь сцены, — аллея. На переднем плане — две садовых скамьи, полукольцом густых кустов скрытые от аллеи и ресторана. Перед рестораном — газон с цветно-травной надписью «Слава Сталину!». Окна распахнуты, за каждым окном — сразу столик, и глубже видно оживлённое ресторанное снование, слышна весёлая музыка. По аллее в ресторан приходят и уходят офицеры контрразведки, иногда — вольнонаёмные женщины.

Солнечно. После полудня.

Сразу после открытия занавеса — общее движение, музыка, говор.

ГОЛОСА ЗА ОДНИМ ОКНОМ. Слушайте, барышня, я вам заказал шато-икем одну, и рейнского одну.

— Виновата, виновата.

— Так надо слушать.

ГОЛОСА НА АЛЛЕЕ. Вы про Мымру знаете?

— Что такое?

— Назначен начальником отделения.

— Лука Лукич его любит.

— Так он же и работает как часы. Учитесь у Мымры.

Подходят Неключимов и Филиппов.

ФИЛИППОВ. Кончал я стрелковое училище, командиром пулемётного взвода, чуть не всю войну на фронте да по госпиталям, — чудно мне в конвойных войсках, душа не лежит.

НЕКЛЮЧИМОВ. Да, каждая работа, капитан, гнёт людей по своему подобию. Ни с кем не пью, с тобой выпью. Пойдём.

ГОЛОСА ЗА ДРУГИМ ОКНОМ

1-Й офицер (2-му). Мы, рядовые следователи, — ишаки. Мы всю телегу тянем, а они ордена получают. Скажешь нет?

На аллее Капустин и два офицера.

— Так велел Лука Лукич!

Проходят.

— Товарищ майор! Политучёба будет?

— Раз понедельник — что спрашивать? В семь часов.

Проходят.

КАПУСТИН (3-му офицеру). Про ельца я тебе скажу: во-первых, он безвкусный, во-вторых, не жирный, в-третьих, озорник. А у язя…

4-Й ОФИЦЕР (навстречу им). Капустин, займи двадцать рублей!

КАПУСТИН (охлопывая карманы). Слушай, ты мне уже двадцать должен.

4-Й ОФИЦЕР. Десять.

КАПУСТИН. А не двадцать?

4-Й ОФИЦЕР. Не, не. Я взял и сразу отдал. Ещё такая помятая бумажка была.

КАПУСТИН (открывая бумажник). Сам знаешь, перед получкой. Когда отдашь?

4-Й ОФИЦЕР (вырывая бумажку). Отдам-отдам-отдам! (Быстро уходит.)

КАПУСТИН. Ползарплаты вот так расхватают… Да, так у язя…

Проходят в ресторан. За одним из окон освободился столик, сели Филиппов и Неключимов.

На аллее три машинистки и офицеры.

1-Я МАШИНИСТКА. Знаю я, и брата видела — брюки в полоску, клёш двадцать семь, примитивно.

5-Й ОФИЦЕР. А она как?

1-Я МАШИНИСТКА. Да как? — вырез углом, аппликации розовые, хлястик аж вот тут прицепила и ходит как дура.

5-Й ОФИЦЕР. Нет, я спрашиваю — с работой как? Её ж уволили, в дело записали…

1-Я МАШИНИСТКА. А-а, не спросила, не спросила.

Проходят.

За окном.

1-Й ОФИЦЕР (2-му). Ты живёшь, дышишь, ничего не знаешь, а на тебя характеристики тайные пишут. Каждый год! Он тебя с дерьмом смешает, а как ты оправдаешься? Прочесть не дадут.

На аллее Нинель и Мымра.

НИНЕЛЬ (виснет на руке у Мымры). Мымра! У вас никакой совести! Получил повышение и не хочет угостить.

МЫМРА (так же безстрастно, как ведёт допрос). Ну, пойдёмте, пирожков куплю.

НИНЕЛЬ. Мымра? Пирожков? Это вульгарно!

Навстречу им идёт Свербёжников.

СВЕРБЁЖНИКОВ. Товарищ Мымра! Поздравляю!

6-Й ОФИЦЕР. Товарищ Мымра! С новым назначением!

МЫМРА. Служу Советскому Союзу. Благодарю, товарищи.

Заходят в ресторан.

2-Я МАШИНИСТКА. Ой, жара! Ой, жара! А эта лахудра уже к Мымре прилепилась.

3-Я МАШИНИСТКА (басом). Интересно, пиво холодное есть?

Заходят.

7-Й ОФИЦЕР (8-му). Лука Лукич, думаешь, этим местом (показывает на голову) берёт? Вот этим (показывает ниже спины). Двадцать пять лет назад он начал с рядового надзирателя.

8-Й ОФИЦЕР. Тихо, тихо, вот он сам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман