Читаем Пьесы и сценарии полностью

ЕЛЕШЕВ. Что я действительно прочёл?

КАПУСТИН. Ну да, да, да!

ЕЛЕШЕВ. А это не будет значить, что я согласен с правильностью приговора или что я признаю себя виновным?

КАПУСТИН. Нет, нет, конечно нет.

ЕЛЕШЕВ. Скажите, а… амнистия?

КАПУСТИН. Конечно, конечно будет амнистия.

ЕЛЕШЕВ (робко). Уже была…?

КАПУСТИН. и была, и вторая будет, всех распустят.

ЕЛЕШЕВ. Ну, вы меня успокоили. (Подписывает. Как король, отрекшийся от престола, в изнеможении роняет перо.) Боже мой! Цена человеческой личности!..

КАПУСТИН. Алё! Следующий!

На пороге, со снятой меховой шапчёнкой — Пахомов, маленький мужичок лубочной наружности.

Фамилие-имя-отчество?

ЕЛЕШЕВ (не вставая от стола). В камерах бумаги для жалоб и заявлений не дают, а если дают, то какой-то клочок промокательной бумажки, на котором даже расписаться негде. Я прошу вас дать мне возможность тут же, не выходя из кабинета, написать кассацию по моему делу.

КАПУСТИН (нетерпеливо подзывая Пахомова). Не положено! (Пахомову.) Фамилие-имя-отчество?

ЕЛЕШЕВ. Как не положено? А что же положено?

СЕРЖАНТ (срывает его за плечи со стула, выталкивает). Тебе положено, что в котёл заложено! Иди!

ПАХОМОВ (кланяясь). Пахомов Фёдор Никишин.

КАПУСТИН (в раздражении). Год рождения?

ПАХОМОВ. Девятьсот первый.

КАПУСТИН. Распишитесь! (Пахомов расписывается.) Идите! (Пахомов отходит.) Алё, следующий! Алё! Вы! Я вам прочёл или нет?

ПАХОМОВ. Чего это?

КАПУСТИН. Ат, дурной! В чём же ты расписался? Идите сюда, садитесь. «Постановлением ОСО НКВД от пятнадцатого шестого сорок пятого Пахомова Фёдора Никитича за измену родине, подготовку вооружённого восстания, работу на врага, связь с мировой буржуазией, а также за связи, ведущие к подозрению в шпионаже, — подвергнуть заключению в исправительно-трудовых лагерях сроком на десять лет». Распишитесь.

Пахомов берёт перо.

Ку-да второй раз? (Отбирает перо.) Ясно всё?

ПАХОМОВ (глядя с завистью на окурок в губах майора). Нельзя ли докурить, гражданин начальник?

Капустин передаёт окурок.

(Низко кланяется.) Дай Бог здоровья, гражданин начальник! (Пятясь и кланяясь, затягивается.)

КАПУСТИН. На, на, папаша. (Поспешно достаёт и даёт ему еще пару папирос.)

Пахомов кланяется.

Алё, следующий!

Свет гаснет. Мотив мельницы. Свет.

На сцене Мымра и Климов.

МЫМРА. Вопрос шестой. От кого вы получили задание на развёртывание шпионской деятельности в Советском Союзе?

КЛИМОВ. Это что-то новое. Я шпионской школы не кончал.

МЫМРА (равномерным голосом). Не пытайтесь запутать следствие. Ведь вы служили с 44-го года в американской армии?

КЛИМОВ. У союзников. Да.

МЫМРА. Это не важно, что у союзников. Так неужели вас не завербовали?

КЛИМОВ. Как? Значит, если я только служил…?

МЫМРА. Хорошо. Как американский военнослужащий вы могли получить паспорт в Соединённые Штаты, или в Канаду, или…

КЛИМОВ. Куда угодно.

МЫМРА. Вот вы и запутались. Чем же вы в таком случае объясняете своё добровольное возвращение на родину?

КЛИМОВ. Чем… объясняю… своё добровольное…?

МЫМРА (кивает злорадно, пишет). Ответ. Смешавшись… Я показал неправду. Я получил задание от американской разведки.

Свет гаснет. Мотив мельницы. Свет.

На сцене Свербёжников и Печкуров.

СВЕРБЁЖНИКОВ (пишет). Ответ. Я получил задание от американской разведки.

ПЕЧКУРОВ. Гражданин следователь! Да я американцев в глаза не видел. Меня — наши освободили.

СВЕРБЁЖНИКОВ. Кто это наши? Кто это ваши? Ваши в красноярской тайге на четырёх лапах бегают.

Пауза.

Ну, хорошо, от американской разведки, скажем, через офицера немецкой службы… как его звали?

ПЕЧКУРОВ. Кого?

СВЕРБЁЖНИКОВ (пишет). Рихарда Байера. (Потирает руки.) Вот и готов протокольчик! (Разбирая бумаги, напевает.)

«И тот, кто с песней по жизни шагает…»

Как там тебе — жратвы хватает?

ПЕЧКУРОВ. Где же хватит? Хлеба во кусочек, да баланды две банки в день неполных…

СВЕРБЁЖНИКОВ (несёт к столу Печкурова лист протокола и обмакнутое перо). Выпишу тебе дополнительное — кашу будешь получать и сто грамм хлеба. На, подпишись.

ПЕЧКУРОВ. Не буду. Наскрозь брехня.

СВЕРБЁЖНИКОВ. Ух ты, падло. Кто тебя научил так отвечать?

ПЕЧКУРОВ. Я теперь сам учёный.

СВЕРБЁЖНИКОВ. Нет, ты ещё не учёный. Ты ещё на стального ежа не садился. (Постепенно наступая.) Ты ещё пшеницу отварную жрёшь, ночи спокойно спишь. Я тебе ещё божьего дара в яичницу не давил. А хочешь?

ПЕЧКУРОВ (понурясь). Мне, начальник, так подыхать и так подыхать. Надоела эта волынка. Жить я больше не хочу.

СВЕРБЁЖНИКОВ (останавливаясь, поражённый). Дерьмо собачье, — как не хочешь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман