Читаем Пьесы и сценарии полностью

МАСТЕР МЕХЦЕХА. Какие крутильщики станков — шестнадцать человеко-дней? Это же в «Крокодил» — крутильщики станков!

1-Й БРИГАДИР. А когда день току не было, а втулки срочные, — заставили токарные станки вручную крутить! Тогда о «Крокодиле» не думали?

МАСТЕР МЕХЦЕХА. Так это же иначе надо как-то записать. Нельзя же такой позор для истории оставлять! Это же наши советские люди, не американские негры. (Идёт с нарядами в кабинет прораба.)

НЕРЖИН. Короче: за установку лаг, потом за срыв этих же лаг, за подноску досок и относку этих же досок — платите?

1-Й ДЕСЯТНИК. Из каких средствов я платить буду?

Входит Фролов. Он неторопливо толкается меж других, потом садится около Дорофеева, где и сидит до своего ухода.

ГАЙ. А подноска инертных к растворомешалке? Дорофеич! В чём дело?

ДОРОФЕЕВ. Да ведь там десяти метров нет? Не платим.

ГАЙ. Ну восемь метров. А два человека на носилках целый день…

ДОРОФЕЕВ. Государственными расценками не предусмотрено. Не дают работать!..

ШАРЫПО. Дай наряд! Дай наряд! (Выхватывает у десятника наряд и рвёт в клочки.) Пошли вы все на хрен к трёпаной матери! Штукатурка отвалится — мне переделывать? Поставили печку — оплачивайте человека!

ГАЙ. Фёдор Иваныч! Имей ты совесть. Доходят люди. Это целый день с носилками, придут в лагерь, навара капустного похлебают — и ложись. Хоть бы вечером я им мог по кашке прибавить.

ГОРШКОВ. Всё понимаю, милый, сам заездился — нос да борода. Нам велят резать наряды, не давать лагерю денег. Подпишу тебе кусочек тухты, а меня с работы…

ГОЛОС. Как ты бетонировал? Вся арматура повылазила!

ДОРОФЕЕВ. Не трогайте справочники! Не трогайте!

1-Й ДЕСЯТНИК. Дорофеев! Зачем журналы бригадирам даёшь? Тут двадцать было, а он ноль добавил — двести!

3-Й БРИГАДИР. Кто добавил? Твой почерк!

ДОРОФЕЕВ. Они сами берут, как им не дашь? Ну нельзя работать!

2-Й БРИГАДИР. А лаги я им поставил? Лаги?

1-Й ДЕСЯТНИК. и вот подправлено. и вот.

ЯХИМЧУК. Кузнецы и так ничего не зарабатывают с этими нормами.

МАСТЕР КУЗНИ. А сколько ты на цепях заработал? По три нормы в день?

ЯХИМЧУК. Цепями вы меня не попрекайте. На десять лет навесили.

ШАРЫПО (кричит). Портачи! Халтурщики!

НЕРЖИН. Значит, вы не платите?

2-Й ДЕСЯТНИК. Нет!

НЕРЖИН (2-му бригадиру). Тогда — сажай бригаду! Произвол этот надо кончать!

2-й бригадир направляется к выходу, но в дверях остановлен властным окриком Кукоча.

КУКОЧ (сидя на столе, к нам спиной, не шевелясь). Алё! Бригадир! Куда пошёл?

2-Й БРИГАДИР. Бригаду сажать. Тебе что?

КУКОЧ (спокойно). Американская забастовка, что ли? Кто разрешил?

2-Й БРИГАДИР. Завпроизводством. А ты кто такой?

КУКОЧ. Кто завпроизводством?! Я — завпроизводством!!

Бурный шум внезапно сменяется полной тишиной и неподвижностью. Из кухни выглядывает и замирает Люба, она в белом фартуке.

НЕРЖИН. То есть… как это… вы?..

КУКОЧ. А очень просто.

НЕРЖИН. Позвольте, кто вас назначил?

КУКОЧ. Начальник лагеря.

НЕРЖИН. Я полчаса как от него.

КУКОЧ. А я — десять минут.

НЕРЖИН. Как это может быть, чтобы меня не вызвали, не сказали?..

ШАРЫПО. Может! Нержин! В лагере — всё может!

НЕРЖИН. Да что ж это?.. Это на людоедских островах… и то так не делают… Я пойду проверю… Ничего не сказали…

КУКОЧ. Никуда вас вахта не пропустит. Идите до вечера в бригаду. Норму выполняйте. (Громко.) Внимание, бригадиры! Этот вечный шалман в нормировочной — прекратить! Кто зайдёт сюда без моего разрешения — будет иметь бледный вид!

ШАРЫПО. А Шарыпу — три министра десять лет бьются — не перевоспитают, не то что ты!

КУКОЧ (прежним тоном). Что это за номера? Забастовки, базар, а работяги от дождя попрятались? Идите — и выгоняйте! Всех до одного!!

Бригадиры молча, не торопясь, начинают расходиться.

ДОРОФЕЕВ. У-ух, как тихо стало… (Косясь на Кукоча.) Вот хорошо теперь работать будет. Сразу видно, что порядок. Голова у меня, Аксентьич, болит, вот болит…

ФРОЛОВ. и у меня, старик, болит.

ДОРОФЕЕВ. Так у меня от болезни болит.

ФРОЛОВ. Сон, понимаешь, мне приснился, какой день прочнуться не могу, что за видение? Вроде входит в пиджаке, а под пиджаком на груди — шерсть чёрная. К моей постели наклонился: собирайся, Фролов, пошли!.. К чему это может быть?

ЯХИМЧУК. Ну что ж, Глеб? Пойдёмте ко мне в литейку.

ФРОЛОВ. Что эт’ ты литейкой распоряжаешься? Литейке — я хозяин! Там ртов хватает. Кокоса мало, на что жить будем?

ЯХИМЧУК. Не шумите, Аксентьич, кто кого ещё кормит.

НЕРЖИН. Я очень благодарен вам, товарищ Яхимчук, но это теперь зависит… (Смотрит на Кукоча.)

КУКОЧ. А я по убеждениям своим — джентльмен. Лично мне вы дороги не перешли. Если Яхимчук берёт — пожалуйста.

ФРОЛОВ. Чего — пожалуйста? Я не беру! Литейке — я хозяин!

Яхимчук уводит Нержина. Десятники, оставшись без бригадиров, тоже расходятся. Кукоч спрыгивает со стола, выходит на авансцену.

КУКОЧ. Алё. Дорофеев.

ДОРОФЕЕВ (поспешно вставая). Слушаю вас! (Подходит.)

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман