ДОРОФЕЕВ
ФРОЛОВ. Амбулатории нет, весов нет, обмазка некачественная — напишу кляузу!
ЛЮБА
ДОРОФЕЕВ. Доченька ты моя! Да лучше б я сейчас лопату взял и в эту грязь пошёл, чем здесь мучиться. С двух сторон меня стиснули, дышать не могу…
ЛЮБА
ДОРОФЕЕВ. Наверно, помру я скоро… Говорят, к празднику амнистия будет вторая, для пятьдесят восьмой статьи, а? Говорят, у Сталина уже на столе лежит, подписать осталось…
ЛЮБА. Эх, Дорофеич! Одна нам будет амнистия — амнистия на тот свет…
ДОРОФЕЕВ. Кого?
ЛЮБА. Да вот этого… Нержина…
ДОРОФЕЕВ. А себя тебе не жалко?
ЛЮБА. Себя?? Уже — нет…
Разрисованный занавес.
В
Литейный цех, как в картине 2-й, но формовочная земля собрана большим конусом. Цех застлан дымом и чадом. Когда он позже рассеется, в глубине видна новая печь для бронзы: круглая кладка, жестяной колпак с дымоходом в потолок. Из вагранки непрерывно доносится постукивание, под вагранкой стоят чьи-то ноги.
Впереди, присев на пол от дыма, сидят МУНИЦА и
ЧЕГЕНЁВ. Мало тебе дали — десять лет! Таким дуракам надо по двадцать пять давать, чтоб ты успел пять пятилеток большевикам построить! Ну, теперь выбивай сам, я не буду!
Муница удручённо молчит. Входит ФРОЛОВ.
ФРОЛОВ. Да Гриша! Да окна же открой! Вентилятор сломался — окна открой, ведь дышать же нечем!
ЧЕГЕНЁВ. А чего мне дышать? Пусть Макар дышит. Сегодня солнышко, я пойду на крышу загорать, я в таких условиях мантулить не буду.
ФРОЛОВ. Вот распустил я вас на свою голову, никто слушать не хочет. Ну, подождите, плохой вам Фролов — дадут другого начальника, вспомните Фролова.
ЧЕГЕНЁВ
ДИМКА
Дым вскоре рассеивается, видно, как Димка выставляет рамы.
ФРОЛОВ
ЧЕГЕНЁВ. Нам вот масла надо, а ты кислое принёс.
ФРОЛОВ. Что ты, очумел, что ли? Как это — масло, и вдруг кислое?
ЧЕГЕНЁВ. А так вот, редкое, как творог, и пыхтит. Комбинируешь, Аксентьич? С этого не разбогатеешь.
ФРОЛОВ. Да что вы, ребята! Опять плохо?.. Ну, может, по пьянке баба ошиблась, не того купила.
ЧЕГЕНЁВ. Да что она, тоже пьёт?
ФРОЛОВ. Милый, кто теперь не пьёт? Первая жена крепилась, а эта закладает. Да как ей удержаться? — у меня под кроватью ящик с водкой не перепустевает. Я не усну, если он пустой, что ты!
МУНИЦА. А шо Гурвич кажэ?
ФРОЛОВ. Из-за тебя и я: Фролов бронзу сорвал, Фролов экскаваторы остановил. А когда я обещал? Я всегда говорил, что твоя печь — дурная.
МУНИЦА. Але м
ФРОЛОВ. Смотри, укусит!.. Москва молодцов видала! Умней тебя люди на свете живут — ещё такой печки не придумали. Если б это так просто было — каждый бы дурак такую печку строил. Ты вот думай теперь, как ломать. Сорок килограмм бронзы испортил, сожёг — да это шут с ним, мы её не покупали, — а печку ту как ломать? Бронзу заколодило!
МУНИЦА. Ходко сломаем.
ЧЕГЕНЁВ. Макар — большевик, он ломать умеет.
МУНИЦА. Який я к трёпаной матери большевик? То не ж
ЧЕГЕНЁВ. Ты че-ло-век, Макар!
МУНИЦА. Хто?
ЧЕГЕНЁВ
Муница плюётся.
ФРОЛОВ. Скажи, англичане дошлый народ. Они тигли в двенадцатом году привезли, а мы до сорок пятого дотянули. Ещё б годика на два, а? Ты мне и не думай больше печку перестраивать! Чтоб ровное место было, понял?
Входит ЯХИМЧУК.
Николай! Он опять печку хочет строить.
ЯХИМЧУК. Шо ж? 3 умом, так можлыво и збудовать.
МУНИЦА. Але як? Як?
ЯХИМЧУК. Нибы вы вже не т