Читаем Пьесы и сценарии полностью

ЛЮБА. Ну, я замостырила, чтоб на этап не ехать. Мостырка — это в лагере называется, если снарошки делают — опухоль, глаз слепой, температуру…

НЕРЖИН. и это всё — можно?

ЛЮБА. Он не верит! Конечно. Вот вас же я обманула.

НЕРЖИН. Удивительно, как вы надзирателя тогда обманули!

ЛЮБА. А он, по-моему, немножко догадался. Но пожалел. Вы бы не пожалели?

НЕРЖИН. Наверно — нет…

ЛЮБА. Хотели меня послать на лесоповал.

НЕРЖИН. Как хорошо, что не послал.

ЛЮБА. Вы… осмотрели мои руки? Теперь отпустите…

НЕРЖИН. Они мне нужны…

ЛЮБА. Зачем?..

Нержин целует ей руки.

Не притворяйтесь, я вам не нравлюсь.

НЕРЖИН. Как вы можете…?

ЛЮБА. Когда нас привезли, новый этап, и посадили на землю, вы подошли к женщинам, оглядели всех и выбрали — Зыбину. Помните?

НЕРЖИН. Подождите! А что вы подумали?

ЛЮБА. Почему — не меня?..

НЕРЖИН. Да просто потому… Я совсем по другому принципу…

ЛЮБА. Но у вас глаза были открыты? Как вы могли выбрать не меня!?

НЕРЖИН. Люба! Мне нужна была боевая бригадирша.

ЛЮБА. Я тогда очень обиделась.

НЕРЖИН. Я сразу заметил, что вы…

ЛЮБА. А зачем на лесоповал посылали?

НЕРЖИН. Но им нужен был парикмахер!

ЛЮБА. А я должна страдать?

НЕРЖИН. Вы… не только страдать… Вы должны быть одеты в лёгкое белое платье… а вот здесь, на груди, приколоть… Но даже и в лагерной телогрейке вы… Дайте мне ваши руки!

ЛЮБА. Зачем?

НЕРЖИН. Я их ещё поцелую!

ЛЮБА. Кто же целует — руки?..

НЕРЖИН. Я больше не смею.

ЛЮБА. Какой ты чудак.

Нержин целует.

У тебя все-все руки поранены.

НЕРЖИН. Шлак острый. А то молотком промахнёшься.

ЛЮБА. Плохо тебе жить, да? Тяжело?

НЕРЖИН. Вот скоро год, как арестовали, — только было мрачно, так тяжело! А сейчас первый раз хорошо.

ЛЮБА. Хорошо? На общих?

НЕРЖИН. Ты пришла…

ЛЮБА. Я приходила и когда ты был начальником.

НЕРЖИН. Как хорошо быть не начальником! Тогда я мог бы подумать, что ты ищешь устроиться. А сейчас…

ЛЮБА. А сейчас я пойду. Пусти.

НЕРЖИН. Нет.

ЛЮБА. Так и будем стоять?

НЕРЖИН. У-гм…

ЛЮБА. Приходи вечером в КВЧ. Будет концерт. А ты прямо за сцену. (Медленно отходит, спиною к выходу.)

НЕРЖИН (слепо шагая за ней). Так я приду?.. Люба?..

Люба кивает. Нержин стоит и смотрит вслед.

Разрисованный занавес.

КАРТИНА 8

Верх строящегося здания на фоне неба — не крыша, но очередное междуэтажное перекрытие. Задняя стена мало выведена над перекрытием. На углу её пилястр со ступенчато опускающейся развязкой. Поперёк, к зрителю, идёт внутренняя стена, которую две пары каменщиков кладут с подмостей. Справа иногда появляется хобот крана, он подаёт площадку, всякий раз с двумя тачками. Тачечные ходы — досчатый настил, идут от крана, поднимаясь к подмостям левой стены. Граня и Шурочка, обе в ватных брюках, отвозят туда тачки, выворачивают раствор в ящики четырём каменщикам, возвращают тачки на площадку крана.

Пара подносчиков-работяг носят кирпич носилками, штук по тридцать. На пилястре стоит Гай, молча мрачно наблюдая работу.

Солнечный осенний день, из последних. Появляются с носилками же пара блатных — Фиксатый и Жорик, они до пояса раздеты, мускулисты, смуглы, исписаны татуировкой. Они не идут, а пританцовывают, несут в носилках три кирпича. Сбросив их на подмость, уходят, так же танцуя и напевая, поглядывая на бригадира.

1-Й КАМЕНЩИК (после их ухода). Павел Тарасович! Дайте других подносчиков! Мне класть нечего. Что ж они, смеются?

Гай молчит.

ШУРОЧКА (поникла). Боже мой, как тяжело… Хоть бы перерыв скорей.

ГРАНЯ (смотрит вдаль). А во-он телега едет. С соломой.

ШУРОЧКА. Отсюда видишь, что солома?

ГРАНЯ. Я — зайца за километр вижу. А ветерок, чуешь, палым листом во-он из того леса… (Вздыхает.)

ШУРОЧКА. Неужели пахнет? Ой, как на волю хочется! Всё забыть, отдохнуть!

ГРАНЯ. А мне — так и нет.

ШУРОЧКА. Что ты!

ГРАНЯ. Я здешним воздухом надышалась, столько здесь подлости навидалась — мне теперь ни на какой воле покою не будет.

Кран подаёт новую площадку. Граня с грохотом укатывает тачку налево за сцену. Шурочка с трудом катит вслед свою.

2-Й КАМЕНЩИК (1-му). Пришло мне извещение на посылку, а саму посылку, говорят, назад отослали. Пока, мол, сто двадцать процентов не будет. Своих же харчей! Может такое быть? Хочу к начальнику сегодня пробиться.

1-Й КАМЕНЩИК. А почему — не может? Где ты правду видел? Вон работяги ишачат, а блатные хоть бы что. Думаешь, им бригадир меньше твоей пайки даст?

2-Й КАМЕНЩИК. Наш? Наш им ни хрена не даст! Никогда не уступит, увидишь.

4-й каменщик — он работает подсобником, вид у него истощённый — ослабев, опускается, садится.

3-Й КАМЕНЩИК. Мишка! Мишка! Что с тобой?

4-Й КАМЕНЩИК. Голова кружится. Дай посижу. Не могу…

2-Й КАМЕНЩИК. Ну, пусть посидит.

3-Й КАМЕНЩИК. Чего — пусть? А мне за двоих мантулить?

2-Й КАМЕНЩИК. Ну, я подмогну. Доходит парень. Кипятка не пьёт — с чего сила будет?

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман