Читаем Пьесы и сценарии полностью

ГАЙ (подносчикам-работягам). А вы пока носите — на ту кладку. (Показывает налево.) Шура, иди и ты туда, кирпич перекидывай.

Шурочка уходит. Подносчики начинают носить кирпичи налево. Гай садится.

ГРАНЯ. А мне куда, Паша?

ГАЙ. Сейчас. и тебе работу найдём.

ГРАНЯ. Смел ты! Один на двоих, да ещё таких.

ГАЙ. А с ними иначе нельзя. Этих блатарей, паразитов, я с первой пересылки бью и до последнего лагеря буду бить. Это — те же чекисты, жить не дают. Отдали им Пятьдесят Восьмую, кровь сосать. А наши — боятся.

Кран подымает ломы и молоты. Каменщики разбирают их и начинают бить стену. Она подаётся — кирпичами и слитками их. Гай сидит мрачно.

ГРАНЯ. Ты всё хмуришься. Как бригаду накормить?

ГАЙ. Пропади оно, это бригадирство, зачем я за него взялся! Если работяга ослаб и нормы не одолевает — что мне остаётся? По спине его?

ГРАНЯ. Павел! Ну, бригадир всё равно будет, не ты, так другой. Да стерва попадётся. Работягам только хуже.

ГАЙ. Так рассуждать — знаешь… (Задумывается.)

Долгая пауза. Рабочие шумы стройки.

Моя дивизия на Эльбе войну кончила, а я — здесь… Теперь дезертиров отпустили, фронтовиков держат. Отец мой умер в лагере, друзья легли на фронте. Кого контрразведка схватила. Кто утёк, ищет счастья в Бразилии, в Австралии…

ГРАНЯ (берёт его за плечи). У тебя и здесь друг.

ГАЙ. Ты — женщина и бытовичка.

ГРАНЯ. Я фронта прошла, как и ты. Я немца врукопашную заколола. и те самые переправы видела, что ты. и на тех плацдармах землю грызла.

ГАЙ. Дадут тебе амнистию — ты через год всё забудешь.

ГРАНЯ. Ну и ты забудешь.

ГАЙ. Нет, я не забуду. Контрразведок ты не видала, Граня, и какие там люди сидят. Этим людям я кровью клялся, что жизнь моя теперь уже не моя.

Входит Кукоч, но, увидев их, отступает.

Слушай, был у нас в камере человек, говорил так: если б не жили люди семьями — ни один тиран не удержался бы на троне. Снесло б его, как водой. То-то и оно, что нам шею ломают, а мы всё семьями обзаводимся.

ГРАНЯ. Паша! Ну что ты сравниваешь, — ну какая тут семья?

ГАЙ. Всё равно, эта любовь нам все руки-ноги путает. Теперь завели моду при КВЧ танцевать под баян. Так что? Танцуют! Десять лет им влепили ни за хрен, дуракам, — танцуют!!

ГРАНЯ. Э-э-эх, горюшко ты моё, горе… Пожалеешь когда-нибудь и ты обо мне…

Где-то за зданием внизу раздаётся звон об рельс. Каменщики бросают работу. Справа входит ЖЕНЬКА.

ЖЕНЬКА. Таш-кент! Наша бригада на обед последняя!.. (Ложится.)

2-Й КАМЕНЩИК. Правда, братцы, ночью был шмон, недоспали, давайте поспим!

Каменщики располагаются на подмостях. Гай идёт на середину сцены, ложится навзничь, неподвижен. Вместо него к Гране садится Шурочка, она рассматривает себя в карманное зеркальце.

ШУРОЧКА. Годы идут, Граня… Надо в лагере замуж выходить. Кому мы потом на воле?.. (Пауза.) Правду говорят, тебе Борис хлеборезку предлагал, а ты отказалась?

ГРАНЯ. Предлагал.

ШУРОЧКА. Ну знаешь, ты в гнилого интеллигента превращаешься. Это редкий в лагере человек, кто б от хлеборезки сам отказался. Сыта, к зиме тепло, в юбочке, в блузочке, — а тут вата вон из брюк вылезает, да машина ОСО, две ручки, одно колесо…

ГРАНЯ. С какой душой можно работягу обвесить хоть на грамм?.. Я для себя решила: по-лагерному не жить. Лишь бы мне сволочью не стать! — а жива-нежива — какая разница?

Снова появляется Кукоч.

КУКОЧ. Здравствуй, Граня.

Пауза.

Слушайте, леди, давно хочу вас спросить: с бригадиром уже… у-гм? Нормально?

ГРАНЯ (с догадкой). Да ты не на этап ли его метишь?..

КУКОЧ. Что, это от меня зависит? (Хочет пройти, она его задерживает.)

ГРАНЯ. Слушай… Давно и я хочу тебя спросить… А ты… в оперативной части… подрабатываешь?

КУКОЧ (отшатываясь). Пусти!

ГРАНЯ (держит его). Ты, может, на него… материал оформляешь? (Трясёт его.) Слушай! Если только опер начнёт ему мотать… Или на этап его отправят… я тебя — убью!!

КУКОЧ. Ты с ума сошла. При чём буду я?

ГРАНЯ. Смотри, словами я не бросаюсь. Не такого, как ты, убила, а тебя мне убить — что гусеницу раздавить… зелёную… (Отталкивает.)

КУКОЧ. Ты какая-то заклятая. Я таких женщин не встречал никогда. У тебя сердца нет…

Никем не замеченные, справа безшумно вбегают ЖОРИК и Фиксатый и бросаются душить спящего Гая. Первый их замечает Кукоч — убегает налево, ещё остановясь, чтоб оглянуться. Граня коротко вскрикивает, Шурочка — пронзительно, разбудив всех. Работяги поднимаются, однако никто не решается приблизиться, некоторые притворяются спящими опять.

ГРАНЯ. Ну что же вы? Спасайте бригадира! Вы, Пятьдесят Восьмая дерьмовая, чёрт бы вас драл!

Граня впивается в одного из блатных. Хрипение. Стоны и безсвязные выкрики борьбы. Гай мучительно-постепенно начинает подыматься, и все четверо безпорядочной кучей заваливаются направо, скрывшись от зрителя. Все остальные только наблюдают, Шурочка взвизгивает.

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман