Пьесы и сценарии

Несут бутафорскую макитру.

КТО-ТО. Витька! Повтори, кто за кем.

КОНФЕРАНСЬЕ. Женька! Вот лейтенант записку прислал: «Песню американского бомбардировщика» не пускать!

ЖЕНЬКА. Почему не пускать? Союзники!

КОНФЕРАНСЬЕ. Ну почему, почему! Были когда-то! По-моему, дуй «Синий платочек». Внимание, друзья! После водевиля «Глупый немец» — сразу оркестр, «Песню о родине», вторым номером — Негневицкая, потом Женька — «Синий платочек», потом Димка — «казачок», опять Негневицкая, марш, оркестр уходит и — «Волки и овцы».

Гул среди артистов.

ШУРОЧКА. Камилл Леопольдович, ну как идёт?

Из «зала» — громкие аплодисменты.

ГОНТУАР. Вы же слышите сами… «Допущено внутри ГУЛАГа»!

КОНФЕРАНСЬЕ. Не знаю, не знаю, не знаю! (Убегает.)

ГОЛОС СО «СЦЕНЫ». Ты думаешь, как я старуха, так я ваших танков испугалась? Переведи ему, внучек, — да здравствуют колхозы!

Аплодисменты.

ГОНТУАР (без всякого иностранного акцента). О таком ли искусстве мечтали мы, когда в девятнадцатом году ехали в молодую Россию энтузиастов создавать неотеатр, невиданный в истории человечества?!

Мы радугу тебе — дугой!
А Млечный Путь — на сбрую! —
О, вывези наш шар земной
На колею иную!

Садится гримироваться под Лыняева. Шурочка уходит на «сцену».

ЖЕНЬКА (поёт печально).

Мы летим, ковыляя во мгле,
На честном слове и на одном крыле…

ЛЮБА. Мне было шесть лет тогда. Я смутно помню огромную баржу с раскулаченными. В трюме не было ни перегородок, ни этажей, просто лежали люди на людях. Может, потому, что я была маленькая, — стены баржи казались мне высокими, как утёсы, — и там, на самом верху, ходили часовые с винтовками. и вышки вот эти гадкие (кивает на вышки у краёв сцены) на пересылке запомнились мне первым детским впечатлением. Ссылали всю нашу семью, но старший брат уже не жил с нами, его не коснулось. От последней пересылки он догонял нас в лодке и всё искал случая выручить семью. Это не удалось, но начальнику конвоя он отдал рубашку с застёжкой «молния» — тогда такие только входили в моду, — и тот уступил меня. Как меня брали — не помню… Ехали потом в лодке, и очень сверкала вода от солнца.

НЕРЖИН. А родители?

ЛЮБА. Все умерли в тундре, Глеб, умерли с голоду, их пустили без ничего в голую тундру — как же проживёшь?

КОНФЕРАНСЬЕ. Братцы, внимание! От советского информбюро! Ужин артистам — утверждён! Содержание выясняется.

Оркестр негромко играет туш.

ЛЮБА. А как мы жили потом! Комнаты не было, пять лет в тёмных проходных сенях, нет даже окна, чтобы готовить уроки. В школу всегда иду одетая, как нищая, есть хочется. и нельзя жаловаться, нельзя просить помощи, чтоб никто не узнал, что мы раскулаченные. А одеваться хочется! и в кино хочется! Брат женился, свои дети… и в четырнадцать лет меня выдали замуж…

НЕРЖИН. В че-тырнадцать?..

Водевиль кончился. Шум, движение. Шурочка бежит за ширму переодеваться.

КОНФЕРАНСЬЕ. Оркестр, на сцену! Любка, приготовься!

ГОЛОСА: Да ты целый кусок пропустил!

— Я потом вернулся.

— Где вазелин?

— Кто на платьи сидел, что за хамство?

— Ой, жа-ра!

«Старуха» в сбившемся платке прыжком садится на стол, лихо закуривает.

«СТАРУХА» (оркестру). Привет босякам Москвы!

ДИМКА. Камилл Леопольдович! А я здорово роль знал!

КТО-ТО. Малолетка! А за что ты сидишь?

ДИМКА. А я из ремесленного убёг. Жрать ни хрена не давали.

КТО-ТО. Ещё хуже попал.

ДИМКА. Хо! Теперь я какую пайку имею! и жить научился.

ГОНТУАР (гримируясь). и что же ты понимаешь под словом жить?

ДИМКА. А чтоб не ишачить. Пусть другие ишачат. (Переодевается в казачка для пляски.)

Шурочка выходит из-за ширмы в костюме Глафиры из «Волков и овец».

ШУРОЧКА. Что вы со мной сделали! Я такая нервная, я такая нервная!!

НЕРЖИН (удерживая Любу). Подожди минутку!

ЛЮБА. Мне идёт это платье?

НЕРЖИН. Что тебе не идёт!

ЛЮБА. Я обожаю выступать, и чтобы к каждому номеру в новом платье!

КОНФЕРАНСЬЕ. Любка! Сколько раз говорить!

Люба убегает. Нержин неотрывно смотрит вслед.

ШУРОЧКА (уже гримируясь). Глеб Викентьич, вы слышали, как Леопольдович читал сегодня Толстого?

НЕРЖИН. А?

ШУРОЧКА. Чему вы там улыбаетесь?

НЕРЖИН. Улыбаюсь?

ШУРОЧКА. Обидно, так плохо слушали, разговаривали. Во всём зале могло быть только несколько ценителей — и вот вы не слышали!.. Это из «Войны и мира», отрывок о дубе.

НЕРЖИН (оживляясь). О чёрном дубе, который зазеленел?!

ГОНТУАР. Я неисправимый старый глупец. Мне всё хочется верить, что красивое приподнимает людей. Мне всё хочется кого-то подбодрить, что в жизни не только баланда, развод и шмон.

КОНФЕРАНСЬЕ. «Синий платочек»! Приготовиться! Внимание, друзья! Дополнительный ужин уточнён: по одному пончику и по две ложки рисовой каши!

ШУРОЧКА. Рисовой? Ты бредишь! Да разве на свете есть рис? А что это такое?