Читаем Пьесы и сценарии полностью

Работают. Подносчики-работяги почти бегом проносят перегруженные носилки и, опростав их, уходят снова. Появляются Фиксатый и Жорик, опять покачиваясь, пританцовывая, на этот раз с единственным кирпичом. Они минуют Гая, поглядывая на него, бросают носилки, садятся. Граня и Шурочка продолжают возить.

ЖОРИК. Ладно! Загораем! (Ложится загорать.)

Фиксатый садится. Потрясывая корпусом и кривляясь, поёт противную песенку, прославляющую блатных.

ПЕСЕНКА.

Гай неподвижен. Входит надзирательница с буйными кудрями из-под военной фуражки. Заметив отдыхающего 4-го каменщика, подкрадывается и бьёт его по шее.

НАДЗИРАТЕЛЬНИЦА. Работать надо, а не сидеть, чурка!

4-й каменщик встаёт с трудом, начинает подавать 3-му. Все каменщики работают живее. Фиксатый продолжает петь свою песенку и кривляться.

НАДЗИРАТЕЛЬНИЦА (минуя блатных, Жорику). Ну, чего пузо выставил? Красиво, да?

ЖОРИК (лёжа). Слушай, краля! Иди сюда! Иди полежим!

НАДЗИРАТЕЛЬНИЦА. Много захотел! (Уходит.)

ФИКСАТЫЙ. Ну ладно, покурим, что ли? Бригадир, дай бумажку.

Гай всё так же неподвижен. Скала.

ГОРШКОВ (проходя). Гай! Гай! Медленно эту стену кладёшь. Из-за неё задержка.

Гай неподвижен.

ЖОРИК (приподымаясь). Бригадир! Иди покурим. Поговорить надо. Вообще.

Гай сразу крупными шагами сходит к ним и садится подле.

ФИКСАТЫЙ. Вот что, бригадир. Ты лагерный закон ещё не знаешь. Нам работать — не положено. Это что мы работали — так, из уважения. Носилки забирай, другим давай, пусть мантулят.

ЖОРИК. Короче, мы — в законе. Ясно?

ГАЙ. В законе?

ЖОРИК. В законе.

ГАЙ. А — пайка вам положена?

ФИКСАТЫЙ. Да. Костыль — первый. А баланду нашу можешь работягам отдавать, нам с кухни носят, у нас и бациллы всегда.

ГАЙ. Кто ж будет работать?

ЖОРИК. Горбить? Мужики. Всякая мелочь. и — господа фашисты.

ГАЙ. Что ж мы заработаем? Чем я буду кормить людей?

ФИКСАТЫЙ. А это пусть у тебя голова болит, как с начальничком рассчитываться.

ЖОРИК. Вообще-то, бригадир прав. Тут сосаловка. Ну, фраером не будешь — будешь с нами кушать, с людьми.

ГАЙ. Так если вы в законе и работать вам не положено, — чтоб не понижать бригадного процента, вы оставайтесь там, в зоне.

ЖОРИК. Ты что, маленький?

ФИКСАТЫЙ. Глупей себя ищешь?

ЖОРИК. Мы не отказчики, век свободы не видать!

ФИКСАТЫЙ. Мы ещё жить хотим.

ЖОРИК. Умри ты сегодня, а я завтра!

ФИКСАТЫЙ. Процент подсчитаешь, на то ты бригадир.

Гай, приподнявшись, резким взмахом бьёт в лицо одного блатного так, что тот опрокидывается, и тотчас же — второго. Они пытаются вскочить, он наносит им ещё удары, не давая подняться.

ФИКСАТЫЙ. Ты что, сука позорная?!

ЖОРИК. Ты что делаешь, гад? Падло!

ГАЙ. Кто падло? (Бьёт.)

ФИКСАТЫЙ. Фашистская морда!

ГАЙ. Кто фашистская морда? (Бьёт.)

ЖОРИК (отбегая). Караул! Фашисты бьют!

Быстро входит Гурвич, за ним Горшков и Кукоч. Они будто не замечают драки. В руках у Гурвича развёрнутый чертёж, Кукоч поигрывает логарифмической линейкой.

ГУРВИЧ. Где полтора кирпича? Где полтора? Ты что — слепой? Чертежей читать не умеешь? (Показывает на поперечную стену.) Гай! Ломай стену! Ломай всю!

Блатные угрожающе уходят направо. Горшков чешет затылок.

КУКОЧ. Сэр! Ничего не выйдет! Пишите наряд на ломку стены.

ГУРВИЧ. Как это — на ломку стены? На скамью подсудимых, что ли? Половина десятников — пьяницы, половина — неграмотные…

КУКОЧ. Эт-то ваше частное дело! Хотите, запишем строймусором?

ГУРВИЧ. Вот, из его (показывает на Горшкова) зарплаты оплачу.

Горшков, протирая очки, понурился над чертежом.

КУКОЧ (считая на линейке). С отноской мусора вручную на расстояние свыше ста метров, с подъёмом десять метров, всего кубометров…

ГУРВИЧ. С каким ещё подъёмом? Вы знаете, за три года по нарядам проверили: мы отнесли строймусора объёмом больше, чем всё это здание!

КУКОЧ. Значит, уже высокая куча, потому и подъём десять метров.

ГУРВИЧ. Я вам снег напишу, относка снега.

КУКОЧ. Снег дешёвый, снегом вы и кубическим километром не рассчитаетесь.

ГУРВИЧ. Зато снег был, потаял — никакая ревизия не придерётся. Давай ломай, Гай, ломай всю стену и в два кирпича снова перекладывай.

ГАЙ (мрачно, в сторону крана). Женька! Крикни там, лома и большие молота пусть поднимут. Раствор пока не надо.

Гурвич уходит, за ним Кукоч. Справа выглядывает Женька.

ЖЕНЬКА (раскатисто кричит вниз). Э-эй! Ар-тисты! Идите в инструменталку, возьмите два лома, два больших молота, тащите на подъ-ё-омник! (Скрывается.)

ГОРШКОВ. Павел! Ты хоть ломай так, чтобы кирпичи целые оставались.

ГАЙ. Ну, покажите — как, чтобы целые?

Горшков машет рукой, уходит.

3-Й КАМЕНЩИК. Ничего, Павел Тарасович. Цемента в растворе почти нет, песок один, быстро сломаем. Дурное дело не хитрое.

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман