Читаем Пьесы и сценарии полностью

Кружится. Вдруг — сильный баллистический удар от самолёта, переходящего звуковой барьер, и потом — вой самолёта. Альда вскрикивает, прижимается к стволу.


АЛЕКС. А, проклятые, как надоели…

АЛЬДА (совсем уже другая, подавленная, даже постаревшая, еле стоит). Ну, теперь ты видел, как тётя Христина живёт. Эта хижина, пол земляной, печка дымит, крыша течёт… Даже трудно поверить, что в наше время человек… (В голосе слёзы.)

АЛЕКС (следит с тревогой). Да, живёт она героически. Только вот кошек у неё — девять, десять? Что-то слишком.

АЛЬДА. Аль, она их не собирает, они сами к ней идут. и подбрасывают ей кошек, которых дети искалечили, — с проглоченными иголками, с отрубленными лапами, в керосине обожжённых… А она их жалеет. Вот эту помнишь кошечку, у которой движения несогласованные, то упадёт, то ножками дёргает… (Задумывается.) Эта кошечка одна на свете слабее меня. Похожа очень… (Плачет.)

АЛЕКС. Альда! Альдонька! Ну так же нельзя! От каждой случайной мысли…

АЛЬДА. Неужели и ты так жил в своей Каледонии?


Где-то близко с грохотом проносится электричка. Альда зажимает уши, съёживается, пока та пройдёт.


АЛЕКС. Я-а?! Намного лучше. Правда, домик мой тоже был из глины, и в дверях я нагибался, вот так… Но внутри стоял совершенно прямо (распрямляется)… если посередине. (Смеётся.)


Альда начинает улыбаться.


И было два окошка на солнечную сторону. Нет, я жил там роскошно! Пока был один. Но потом появилась жена. Неугомонная, она стыдилась нашей хижины! Честолюбивая, она требовала, чтоб я воздвиг палаты, покрытые шифером! и чтоб я больше зарабатывал. и чтобы вёз её в большой город, в большие магазины.

АЛЬДА. Скажи, Аль… Ой, что я тебя хотела спросить? (Мучительно.) Ой, что я хотела спросить??.. Ой, как я не люблю это, терять мысли!.. Ну вот, буду думать теперь.

АЛЕКС (гладя ей лоб). Ну успокойся. Вспомнишь. Само придёт. Вернётся обязательно.

АЛЬДА. Рассказывай.

АЛЕКС. Да уже и рассказал. Я после освобождения был настроен жить в тишине и совсем просто, жениться на какой-нибудь примитивной натуре, в которой, мол, правда, и сила, и смысл. А оказалось, что в наше время все эти примитивные натуры думают только, как урвать, да купить, да перед соседями отличиться…

АЛЬДА (очень пристально). Так неужели ты мог жениться — не любя??.. и ты!? и ты — тоже??.. Как же ты смел?

АЛЕКС. Во-первых, Альдонька, там выбора не было.

АЛЬДА. Так не надо! Совсем не надо!.. (Раскачиваясь, как от боли.) Нет любви!.. В наш век нет любви… Замужество — сплошная ложь… Значит, когда она тебя бросила, ты просто… сигарету вынул, закурил, да?

АЛЕКС. Альдонька! Я понял тогда, что не могу я так жить, каждый шаг соразмерять — а что это даст для семьи? а как бы не пострадали домашние? Кого-то ублажать, о ком-то заботиться и чтоб это определяло мою философию. Я один раз живу на земле и хочу исходить из чистой истины. Жена сделала благое дело: она тотчас нашла себе другого мужа, приносящего хорошие деньги…

АЛЬДА (вдруг вспомнив). Да! Скажи, Аль, так, по-твоему, не надо много зарабатывать?

АЛЕКС. Бож-же тебя упаси!

АЛЬДА. Но как же тогда, например, одеваться по моде?

АЛЕКС. А зачем — по моде? Чтобы быть похожей на всех, как чурки с одного конвейера? Люди созданы разными, зачем же вколачивать себя в стандарт?

АЛЬДА. Ну, это ты какую-то дикость… Ты просто оторвался от жизни и не понимаешь. Как же можно ходить ни на кого не похожим чучелом?

АЛЕКС. Вот вам для того моды и придумывают, чтоб вы за заработками гнались и ни о чем другом думать не успевали.

АЛЬДА. Ну, освежать костюмы надо? Туфли менять надо?

АЛЕКС. Туфли? Надо носить, пока подмётки не сотрутся. Это логично.

АЛЬДА (смеётся). С ума ты сошёл, ненормальный. и мебель надо менять, теперь стиль другой…

АЛЕКС. Да мебель-то зачем? Пока ножки целые — зачем её менять? Это ужасно, Альда, вот такие рассуждения я слышал от бывшей моей жены.


Снова звуковой удар и рёв самолёта. Альда вздрагивает, сжимается.


Зачем же отдавать лучшие годы, лучшие силы — за деньги, и деньги эти тут же разбрасывать на пустяки?

АЛЬДА (пониклая). Проклятые дукаты! Как утомительно их зарабатывать! От этой проверки безконечных телевизоров у меня в глазах рябит. Смотреть я не могу на телевизоры!

АЛЕКС. Я телевизоров пятнадцать лет вообще не видел — и то смотреть не могу. Там, где прежде общались души, теперь…


Близко, заглушая его, с грохотом проносится электричка. Альда закрывает уши. Позади проползает экскаватор.


АЛЬДА. А никакой другой работы я достать не умею. Так презираю себя за безалаберную жизнь. и музыке я училась, и иностранным языкам, и ничему не доучивалась.

АЛЕКС. Но когда на прошлой неделе ты в папином кабинете села за рояль…

АЛЬДА. А, да разве это настоящая игра!.. Надо инструмент дома, и четыре часа в день.

АЛЕКС. Не понимаю я дядю Маврикия. Дочь родилась в него, музыкантом! А он…

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман