Читаем Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России полностью

После ликвидации мастерской в годину революций Николай Александрович Петров получил новое назначение: его пригласили на Монетный двор для исполнения для Красной армии знаков с эмалью. Но подлинный подвижник порученного ему дела, как с горечью писал Бирбаум, «даже на эту лишённую всякого интереса работу ради куска хлеба себя не пощадил. Плохое питание и нервное истощение его добили. Лучшего эмальера Петрограда, а может быть, и России не стало. Не стало также хорошего честного человека и труженика».[775]

Выдающимися мастерами были также Фёдор Афанасьев, Василий Соловьёв, Андрей Гурьянов и другие. Различие между мастерскими заключалось, скорее, в количестве использовавшихся технических приёмов и в материалах, нежели в степени совершенства владения ими, так как уровень их был необходимо высок, всем им была присуща непременная ручная доводка всех работ (что, правда, под конец несколько изменилось по отношению к штампованным вещам), а поэтому всем им были свойственны необычайная тщательность отделки и предельная законченность и с технической, и с художественной стороны.

Мастера стремились, чтобы каждый материал раскрыл максимум своих возможностей, и это им удавалось. Высококлассное исполнение сочеталось с серийностью выпуска массовых изделий, отличавшихся друг от друга зачастую только цветом эмали и разницей во вставленных камнях. Одна и та же форма-полуфабрикат, полученная штамповкой, дополнялась различным декором, а затем «доводилась» обычно вручную, что и придавало всем изделиям фирмы прелесть и неповторимость оригинала. Это, с одной стороны, позволяло удешевлять продукцию, благодаря чему этот своеобразный «ширпотреб» мог купить почти всякий желающий иметь вещь «от Фаберже», цены колебались в магазине от 5–7 до 30 тысяч рублей, а с другой, почти не было одинаковых предметов, они хоть чем-нибудь, но разнились, что привносило дополнительную нотку уникальности и налагало печать неповторимости. В предметах же столового серебра «оригинал исполнялся ручною работою лучшими мастерами, а затем воспроизводился в больших количествах механическими способами».[776] Однако благодаря высочайшему уровню вещей «ширпотреба», тот давал достаточную денежную выручку чтобы ведущие мастера фирмы могли спокойно экспериментировать и создавать для состоятельных и понимающих толк заказчиков уникальнейшие произведения, становившиеся подлинными шедеврами ювелирного искусства.

Помимо права на личное клеймо главы мастерских участвовали в решении как общих проблем, возникающих при разработке нового ассортимента, так и частных, касающихся какого-либо сверхответственного заказа. Все они, вместе с лучшими дизайнерами-«композиторами», входили в состав совета, непременными членами которого являлись также Карл Фаберже, его брат, а затем и сыновья. На совете обсуждались и вопросы распределения заказов по мастерским.

В фирме Карла Фаберже «каждая мастерская занимала в среднем от 40 до 60 человек подмастерьев. По специальности они распределялись следующим образом: от 20 до 30 монтировщиков, 5 граверов, 5 чеканщиков, 5 закрепщиков, 5 шлифовщиков, 1–2 гильошера, 1 токарь. Специализация работ шла ещё дальше: монтировщики подразделялись на портсигарщиков, то есть специалистов по изготовлению коробок, табакерок, папиросниц, дамских несессеров, вообще вещей, где шарнирам и затворам нужно уделять особое внимание. Заграничные мастера всегда удивлялись совершенству этих <…> работ. Плотность затворов была такова, что на полированной поверхности папиросницы сразу трудно было найти линию, отделяющую крышку от корпуса, а все коробки и подобные им предметы закрывалась без малейшего звука. Другие монтировщики специализировались на чисто ювелирных работах», закрепляя на брошках, браслетах, колье, диадемах многочисленные алмазы и прочие самоцветы на металлической основе или «на оправах изделий из полудрагоценных камней – нефрита, горного хрусталя, лазурита и др.». Граверное дело также подразделялось «на две специальности: штриховая гравюра, шрифты, орнаменты, картины и резная рельефная гравюра и оборотная работа (выемчатая) для медалей», а в чеканке специально выделялась еще «чеканка отличных работ». В серебряном же деле монтировщики делились «на две категории: посудники, изготовляющие сервизы, самовары и прочую посуду, и монтировщики, имеющие дело преимущественно со сборными отливными работами, канделябрами, фигурами, часами и т. д.

Так как почти все работы включали несколько специальностей, то вещи проходили через несколько рук, а затем части их собирались специалистом-сборщиком. Франсуа Бирбаум, написавший эти строки, совершенно справедливо констатировал: «Такая специализация доводит технику до совершенства, но понижает художественный облик предмета. Проходя через столько рук, он теряет следы индивидуальности мастера; кроме того, так как каждый специалист заботится лишь о совершенстве своей работы, он склонен в случае нужды пожертвовать работой другого специалиста, чеканщика, гравера или эмальера».[777]

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 4: от Великой французской революции до I Мировой войны; под ред. М. Перро / Ален Корбен, Роже-Анри Герран, Кэтрин Холл, Линн Хант, Анна Мартен-Фюжье, Мишель Перро; пер. с фр. О. Панайотти. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. —672 с. (Серия «Культура повседневности») ISBN 978-5-4448-0729-3 (т.4) ISBN 978-5-4448-0149-9 Пятитомная «История частной жизни» — всеобъемлющее исследование, созданное в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Пятитомник охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. В четвертом томе — частная жизнь европейцев между Великой французской революцией и Первой мировой войной: трансформации морали и триумф семьи, особняки и трущобы, социальные язвы и вера в прогресс медицины, духовная и интимная жизнь человека с близкими и наедине с собой.

Анна Мартен-Фюжье , Жорж Дюби , Кэтрин Холл , Линн Хант , Роже-Анри Герран

Культурология / История / Образование и наука