Петербургские тени

ЗТ: В сорок втором году моему брату Коле исполнилось восемнадцать лет, и сразу после блокады его взяли в армию. Собрали новобранцев и спросили: кто знает языки? Брат ответил, что говорит по-французски. Так он оказался студентом Военного института иностранных языков, которым руководил итальянец, генерал Николай Николаевич Биязи.

За одиннадцать месяцев Колю превратили в итальянца. Он получил соответствующую корочку, которая приравнивалась к диплому института. Тут он и прибыл в Москву, а дальше вся их студенческая группа отправлялась в Сталинград для работы в тылу…

Коля появился двенадцатого августа сорок третьего года, а у Нейки как раз день рождения. Она говорит: «Пусть ребята придут, а то что это у нас за девичник». Пришли, конечно, не все его товарищи. Вместе с ним – человек восемь. Вечер получился замечательно-веселый. Брат как сел около одной красивой-красивой девочки, так все время и просидел. Назавтра они расписались и получили право на три дня отпуска.

Из-за неожиданной женитьбы Коле пришлось задержаться, а через три положенных ему дня он поехал за своей группой. Когда прибыл на место, то узнал, что весь их десант погиб, а итальянский корпус сдался в плен… Вообще, мой брат был человек легкий и счастливый. Я всегда ему говорила: «Ты родился не просто в рубашке, но еще и во фраке».

АЛ: Вы, Зоя Борисовна, тоже человек везучий. Для других война – своего рода пауза, в которой не было ничего, кроме выживания, а для вас это время интересной и насыщенной жизни. Впрочем, как я понимаю, все было вместе: и самые неожиданные сюжеты, и настоящие опасности… Ведь военная Москва – город не только архитекторов и филологов, но, в первую очередь, центр власти. Жизнь столицы определяют небожители, перемещающиеся на «Зисах», а также их представители на земле, легко узнаваемые по форме одежды. Как это у Ахматовой – «верх шапки голубой»?

ЗТ: Начать надо с того, что в конце войны умер Алексей Толстой. Незадолго перед его кончиной я ходила к нему в больницу, отвозила «По ком звонит колокол»… Кашкин только закончил перевод, и Алексей Николаевич захотел с ним познакомиться. Так что последнее, что он читал, был этот роман.

АЛ: Похороны Толстого были правительственные? Пышные?

ЗТ: Все как полагается. Митинг. Но у меня с этими похоронами связано более сильное впечатление. Мне всегда был симпатичен Каплер. Когда он жил в Ленинграде, на Дворцовой набережной, мои родители с ним дружили. Его женой тогда была красотка Тася. Мне было точно известно, что Каплер арестован. Я даже знала, почему. И вдруг вижу – Алексей Яковлевич. Говорю брату: «Коля, смотри…». А Колька отвечает: «И принцесса рядом». Действительно рядом с Каплером опять Аллилуева.

К этому времени я с Аллилуевой уже познакомилась. По крайней мере, мы были друг другу представлены. Сразу после того, как мы приехали из блокадного Ленинграда, Каплер пришел к нам в гостиницу «Москва». Кто-то ему сказал, что папа погиб, а, оказывается, мы живы. Он просто светился от радости. Через некоторое время приходим с подругой в Третьяковскую галерею. В залах страшно холодно, посетители в пальто. И вдруг появляется парочка. Смотрю: Каплер. А рядом такая рыжеволосая, кудрявая, в элегантном синем пальто с маленьким каракулевым воротничком, очень симпатичная девушка. Сильно моложе его.

И нескольких недель не прошло, как мы с Каплером так тепло встретились, а тут я вижу его снова. Я бросаюсь к нему: «Алексей Яковлевич!», а он как будто не узнает. Здоровается, конечно, но никакого восторга почему-то не испытывает. Я не отстаю, продолжаю его приветствовать. Тогда он говорит: «Познакомьтесь». Мы с его спутницей пожимаем друг другу руки, называем имена. Ну, Светлана и Светлана… Когда я вернулась к своей подруге, она посмотрела на меня остолбеневшим взглядом: «Ты знаешь, кто это?» – «Ну, конечно, это Каплер». – «Это дочка Сталина». Я даже не поверила. А через несколько дней узнала, что Алексея Яковлевича арестовали. Арест был недолгим и, вернувшись, он в первую очередь возобновил отношения со Светланой. Как видно, тут действительно было чувство. Тогда его арестовали опять.

В лагере Каплер тяжело заболел и женился на женщине-враче, которая его спасла… Потом он очень изменился. Это был уже человек со вставными зубами, которые сделали его совершенно непохожим на самого себя. А в начале сороковых годов он был очаровательный. Типа, знаете ли, молодого Рязанова.

Оказалось, это не последнее мое пересечение со Светланой. В семидесятых годах, в Грузии, я была приглашена к одному художнику-академику. Народу множество. Ждут Аллилуеву. Тут она звонит и говорит, что не придет, так как за ней не прислали машину. Художник начинает ее умолять: «Я готов через десять минут быть у ваших ног». «Нет, – отвечает Светлана. – Мне должны подать машину. Раз не подали, я не поеду».

АЛ: Хорошо не расстреляли.

ЗТ: Да, характер еще тот. Пока ждали Светлану, все были немного напряжены, а после ее отказа сразу расслабились.

АЛ: Кого только, Зоя Борисовна, вы не знали! Даже Светлану Аллилуеву. Может, вы и отца ее знали?