Петербургский текст Гоголя

Три первые из них: «Письмо к графине NN о философии», «Анаксагор. Беседа Платона», «Несколько мыслей в план журнала» – образуют смысловой центр, где представлены основные философские идеи сборника, и даже графически отделяются от других произведений эмблематической заставкой «Рог изобилия» (в отличие от простых фигурных виньеток между остальными произведениями). Соотнесены и два последующих «романтических рассказа» и отрывок романа. Идейно-тематическое единство обнаруживают три критических произведения о Пушкине, жанр критико-аналитической статьи объединяет три «Разбора…». По-своему отделены от остальных три последние вещи: переводы отрывка «Европа» Герена и сцен из «Эгмонта» Гете предваряет французский текст статьи Веневитинова о сцене из трагедии «Борис Годунов» Пушкина.

Однако степень проявления личностного авторского начала в каждом из этих произведений была принципиально разной. Сборник открывало «Письмо…» – исповедальная, субъективная, «лирическая» форма, связующая «Стихотворения» и «Прозу». В то же время письмо было посвящено философии как науке, в нем раскрывалось существо научных понятий – то есть субъективное «излияние души» становилось объективной формой познания, соединяя искусство и науку. А завершал сборник перевод драматических сцен, где автор передавал свое понимание Гете, пересоздавал его художественный мир своими языковыми средствами. Тем самым в композиции «Прозы» намечено движение от субъективного к объективному, от осмысления истории и действительности – к последующему пересозданию и потенциальному воплощению в художественном.

По-видимому, «Проза» (в отличие от «Стихотворений») должна была представлять новый этап в духовной жизни поэта Веневитинова, когда развитое сознание на основе воспринятых или интуитивно открытых универсальных «идей времени» позволило автору объять и объяснить многообразие действительности множеством различных жанровых образований и он уже готовился перейти к ее воплощению большой эпической формой. Подобной «синтезированной» формой издатели объявили уже в «Предисловии» роман о «сыне века» Владимире Паренском. То есть роман – «вершина» нынешней словесности, современного истолкования действительности – должен был восприниматься читателем как следующий, незавершенный этап творчества Веневитинова. Ведь пунктирно изложенный сюжет романа оказывался, по существу, единственно оригинальным в сборнике, большинство произведений которого (не говоря о переводах) уже было опубликовано в разных изданиях и по-своему отражало «идеи эпохи». Впрочем, оригинальность была относительной – сюжетной, художественной, сама же дидактическая направленность и ситуации веневитиновского романа напоминали западноевропейский роман о развитии «сына века» – например, роман воспитания «Адольф» (1815–1816) Б. Констана.

«Проза» как своего рода «коллективное создание» бывших любомудров не только во многом предвосхитила, но и прямо поставила некоторые вопросы, которые потом возникнут у Гоголя (в том числе – как показать оригинальность и единство своих творческих поисков, их многообразные связи с предшествующей и современной литературой). Сопоставление двух сборников обнаруживает и определенную общность, и расхождение взглядов писателя и любомудров, и прямую зависимость иных его вещей от произведений Веневитинова, которая позволяет судить о существе оригинального творческого метода Гоголя. Все это нашло отражение в составе и содержании «Арабесок».

Гоголевский сборник открывался статьей «Скульптура, живопись и музыка», одинаковой по заглавию со статьей Веневитинова. Содержательная их перекличка тоже не подлежит сомнению, и это давно уже замечено исследователями[435]. Идентичен жанр «гимна музам», обусловленный романтическим представлением о том, что определенной культурно-исторической эпохе соответствует одна основная форма искусства – классическая (чувственная, языческая) или романтическая (духовная, христианская). Идентично и образное решение: три богини предстают мысленному взору автора. Статья в «Арабесках» датирована «1831», когда вышла «Проза» Д. Веневитинова. Все эти соответствия опознавались осведомленным читателем и, несомненно, были принципиальны для автора.