Читаем Петербургский текст Гоголя полностью

Поэтому сюжет «романтических рассказов»-фрагментов вмещает духовную жизнь Человека (человечества) или ее определенный целостный период, а каждая часть повествования в основном соответствует изображенной в ней фазе развития. Так, фрагмент «Утро, полдень, вечер и ночь» схематично делится на вступление-экспозицию и основную часть, ее четыре абзаца соответствуют четырем изображенным этапам развития; кроме того, четвертый абзац завершается кратким резюме (Веневитинов, 134–137). В отрывке «Три эпохи любви» также три соответствующих абзаца, в первом из них дана и экспозиция действия (Веневитинов, 141). Само произведение становится актом познания (и самопознания – для автора), отражая существо и схему развития на данном историческом (или личностном, авторском) этапе. Потому медитативные построения Веневитинова откровенно субъективны, дидактичны, а соответственно упрощены и черты изображения. Здесь образ-«эмблема» стремится к предельному обобщению, «всеохватности»[446]. Но создан он в основном умозрительно и обоснован теми «вечными» чертами, что свойственны универсальной картине мира. Они считаются заведомо известными и автору, и читателю. Однако, лишенный индивидуальных конкретно-исторических черт, вне маркированного пространства и времени, образ-«эмблема» утрачивает возможность автономного существования, саморазвития и представляет собой довольно статичную иллюстрацию мысли, философско-художественную аллегорию. Недаром «романтические рассказы» Веневитинова так близки к характерным для русской просветительской литературы ХVIII в. «условным формам»[447].

Все это, видимо, рассматривалось любомудрами как необходимый этап на путях постижения действительности, как закономерная форма синтеза искусства и науки – подобно апологам В. Ф. Одоевского[448]. Такое движение к художественному, наиболее полному отражению современности намечено в творчестве Д. Веневитинова. Это предусматривает построение универсальной картины мира на основании культурного и научного наследия человечества, «уроков» национальной истории, определяет ориентацию на формы сознания и поведения, свойственные изображаемой культурно-исторической эпохе («Анаксагор. Беседа Платона»), и приглушение субъективного, авторского начала.

Такие же тенденции прослеживаются во фрагменте «Женщина»[449] – первом произведении, которое Гоголь опубликовал под своей фамилией. Здесь Древняя Греция изображена, как у Веневитинова: это юность, весна, утро человечества. Древнегреческие формы сознания мотивируют художественное развитие фрагмента, которое стремится охватить основные категории культуры Древней Греции, ее искусство. Отсюда чувственность, пышные эпитеты, проповедь наслаждения и высшего его духовного выражения – любви. Любовь к женщине как открытие мира – с его настоящим, прошлым, будущим – предстает естественным средством познания и самопознания для личности. Любовь – это «отчизна души, прекрасное стремление человека к минувшему, где совершалось беспорочное начало его жизни, где на всем остался невыразимый, неизгладимый след невинного младенчества, где всё родина». Творческая, созидательная сила любви, обожествляя женскую красоту, дает начало искусствам в Древней Греции. В статье «Скульптура, живопись и музыка» Гоголь скажет, что красота была естественна, как солнце, в том мире, где человек был еще един с природой, «где вся религия заключилась в красоте, в красоте человеческой, в богоподобной красоте женщины…» (VIII, 9). Красоту как идеал древнегреческой эпохи романтики считали одной из основ европейской культуры. И соответствие этому идеалу или его искажение позволяют судить о духовном здоровье общества. Недаром Гоголь позднее наделяет чертами Алкинои и красавицу-проститутку в повести «Невский проспект», и Аннунциату во фрагменте «Рим»[450].

Под воздействием этого идеала и происходит первоначальный синтез архитектуры и скульптуры, живописи и музыки (классического и романтического) в Древней Греции. И если у Веневитинова тот «эпический» период воплощен только классической скульптурой, то для Гоголя она в тот же период – ведущая, главенствующая, определяющая синтез других искусств форма. Ее роль обозначена преимущественно скульптурными чертами в обрисовке одежды и позы героев. Скульптурно выразительны их жесты, мимика. А идеальный образ прекрасной Алкинои создается ее скульптурными, живописными и музыкальными чертами – подобно тому, как сам эпический фрагмент совмещает лирическое (поэтическое) начало и драматический философский диалог. Представления своего времени о Древней Греции как юности, весне, утре человечества Гоголь дополняет семантикой света и семантикой возраста героев, когда пылкая юность Телеклеса и Алкинои сочетается с мудрой старостью Платона.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное