Петербургский текст Гоголя

Наконец, в самих «Арабесках» фрагменты изображения прошлого дополняются современными петербургскими повестями, а каждое из этих художественных произведений окружают статьи – как бы уравновешивают, образуя с ними один ряд. Одновременно ключевые места в композиции сборника занимают вещи, подобные веневитиновским по заглавию и содержательным особенностям («Скульптура, живопись и музыка», «Жизнь») или проблематике («Ал-Мамун», статья о Пушкине). Итак, чем дальше по количественному и жанровому составу, сложности его организации сборник отходит от первоначального плана (формально еще во многом ориентированного на «Прозу»), тем четче обозначается идейно-тематическая и творческая перекличка с этим коллективным трудом любомудров, как и другими их работами, основанная на понимании главенствующей роли искусства для жизни человечества.

На этом фоне ясно видны те стороны гоголевского таланта, которые фактически предопределяют особенности творческого метода писателя в «Арабесках»: философичность и насущная актуальность его работ; попытка соединить искусство и науку, интуитивное и рациональное; внимание к личностному, индивидуальному в той мере, насколько оно «сейчас» отразило народное и – при этом – «вечное» и общечеловеческое; целостность, историческая достоверность, глубина и «лиризм» создаваемой картины; стремление отразить прошлое и настоящее в адекватных «формах времени».

Сам гоголевский сборник отличает от «Прозы» принципиальная изобразительность, какую потом лишь подчеркнул заголовок «Арабески». Именно субъективное, «лирическое», художническое начало обусловило яркую образность и взаимосвязь «разных сочинений» автора, в контексте которых форма повествования от «я» была четко соотнесена с иными формами повествования, уравновешена ими. Вероятно, чередование и совмещение «личной» / «неличных» (разноплановых, разновременных, представляющих другие методы познания) точек зрения на изображаемое должно было способствовать его достоверности, создавать пространство и глубину картины мира, объединять ее разрозненные части. И такое сопряжение объективного и субъективного, общечеловеческого и национального, прошлого и настоящего характерно для художественных вещей. Именно они в контексте сборника указывают на тяготение к некой «синтезированной» большой эпической форме, которая потенциально могла бы показать действительность в ее развитии, исторических взаимосвязях, имела бы черты романа, хотя и не была бы ему равна во всем (вспомним отзыв Гоголя о своих художественных опытах как о «бледных отрывках тех явлений… из которых долженствовала некогда создаться полная картина»).

Определенная эпическая ориентация на «всеобъемлемость» подтверждается и тем, что среди «арабесков» были две главы исторического романа. Поскольку Гоголь изначально их уравнял в будущем сборнике с другими фрагментами, то заявленный в примечании к этим главам отказ от всего романа, на наш взгляд, говорит о предпочтении современной синтетической жанровой формы, совмещавшей научное и художественное. В этом плане сборник «Арабески» можно истолковать как эквивалент исторического романа, где художник-ученый восстанавливает как интуитивно, так и логически весь путь человечества, объединяя разные стороны и эпохи человеческого бытия – и скрепляя распадающийся мир Словом. Сюжетом книги становится вся духовная история человечества, которую автор отражает в своем духовном развитии и как ее наследник, и как художник-демиург, воссоздающий, в меру сил, фрагменты картины мира, и как представитель своего народа, воспроизводящий моменты национальной истории, и просто как один из героев общечеловеческого действа. Так малороссийское соотносится со всемирным. И потому отрывкам романа и статье «Взгляд на составление Малороссии» предпосланы примечания, указывающие, что эти разнородные фрагменты поэтической истории Украины (включая статью «О малороссийских песнях») – только части, отразившие лишь некоторые характерные черты ее прошедшего.