Читаем Петербургский текст Гоголя полностью

В Записной книге Гоголя (РМ)неозаглавленный черновой автограф «Портрета» открывает запись повестей. Его начало занимает лицевую и обратную стороны полулиста (с. 49–50), далее на с. 51 начинается текст «Невского проспекта», а запись «Портрета» возобновляется только на с. 165. По мнению исследователей, Гоголь вдруг оставил работу над «Портретом» ради второй повести [III, 636]. Но заметим, что он, как правило, создавал текст на основе предварительных записей, если нужно, сразу дополнял и – соответственно – корректировал, потому и вставки в конце страниц, и другие более поздние поправки в РМ были относительно редки. Так что подобная методика автора полностью исключает упомянутое выше предположение, а рукописи не дают примеров, чтобы он когда-нибудь так поступал с черновым текстом.

Более вероятно, что сначала на с. 161–162 были записаны какие-то неизвестные нам фрагменты из жизни художника или музыканта, а потом они стали основой для иного, по-видимому, целостного текста повести о художнике, начинавшегося на с. 163–164. Однако дальнейшая разработка сюжета привела к переосмыслению уже написанного. Тогда оба полулиста (с. 161–164) были изъяты, и переделанное начало повести было с поправками вписано на чистый полулист (с. 49–50)[533] между окончаниями «эстетических» статей и началом повести «Невский проспект» – для согласования с ними в перспективе «историко-эстетического» сборника. Скорее всего, это произошло во время работы над эпизодом бегства героя из его мастерской (с. 169): здесь он вдруг опять назван Корчиным – фамилией, под которой он фигурировал только на с. 50.

Неозаглавленный черновой автограф повести изобилует поправками и помарками, в нем много слов недописанных, зачеркнутых или просто неразборчивых, отсутствует членение на абзацы. Основываясь на вариантах гоголевского почерка, можно отнести начало записи к ноябрю 1833 г. и с большой долей уверенности говорить о том, что работа над «Портретом» и какими-то частями повести «Невский проспект» шла параллельно с начала 1834 г. Истории художников (Черткова, «идеального художника», монаха в «Портрете» и Пискарева в «Невском проспекте») создавались почти одновременно как различные варианты жизни художника в Петербурге, и лишь затем Гоголь обратился к истории поручика Пирогова. Это подтверждает и описка на с. 66, где Пирогов назван Чертковым, что могло произойти, в свою очередь, когда молодой художник в «Портрете» получил, наконец, фамилию Чертков [см.: III, 636].

Гоголь тщательно подбирал имена и фамилии героев согласно мотивам их поведения. Например, переписывая начало повести на с. 49–50, он стал называть молодого героя Корчиным-Корчинковым-Корчевым (от «корчить – гнуть, перегибать, мять; сводить… судорогами; передразнивать, представлять; подражать кому неудачно»[534]). Однако в основном черновом тексте – возможно, с самого начала – герой именовался Коблевым или Коблиным (от «кобель»). Это фамилия / прозвище незаконнорожденных, которые, по народным представлениям, своим происхождением обязаны псу как мирскому воплощению дьявола, означает «изменник, предатель». Поэтому занятия и – соответственно – злоключения героя могут быть мотивированы его принадлежностью к проклятому роду, если художниками были отец, который золото, как внезапно скажет Коблев полицейскому, оставил в раме портрета, и дед (по указу Петра I, незаконнорожденных записывали в художники). Все это сближает мистический план повести и «Фауста» Гете, где Мефистофель появлялся в обличье пса.

Затем в эпизоде, когда молодой художник проматывает остаток найденных денег, фамилия его стала не менее значимой – Копьев (от «копье», «копейка», «копить» или «копировать», а также «копи» – рудник). И лишь в дальнейшем, когда в жизни героя происходит «щастливая перемена» (с. 182), устанавливается фамилия Чертков – от «чертить – проводить где черты, изображая что-либо; рисуют от руки, а чертят более по линейке…»; исходное слово «черта», кроме «линии», может означать «рубеж, предел, границу <…> Поступок, наклонность, свойство нрава»[535]. Фамилия эта значима не только по семантике. Старинный дворянский род Чертковых восходит к XVI в. И одним из главных «пособников» Екатерины II при восшествии на престол был поручик Евграф Чертков, затем щедро награжденный и обласканный. Вероятно, Гоголь знал и анекдот, записанный Пушкиным в дневнике 1834 г., – как императрице приходилось иногда вступаться за Черткова – «человека крутого и неустойчивого», который был к тому же «очень дурен лицом»[536]. Таким образом, фамилия Чертков соотносила героя с Екатерининской эпохой, вводя мотивы неправедного обогащения, предательства, безобразия и внешнего, и «внутреннего». При этом своего имени (лица) «молодой художник» еще не имел…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное