Читаем Петербургский текст Гоголя полностью

Сам образ красавицы-проститутки – Анны в «Исповеди опиофага» Т. Де Квинси (1822)[613] или Ганриэтты в романе Ж. Жанена «Мертвый осел и обезглавленная женщина» (1829; рус. пер.: 1831)[614] – опознавался тогда порождением «неистовой словесности», чью поэтику Гоголь отчасти использовал в исторических фрагментах. Одной из примет «кошмарного» жанра была взаимосвязь «падшей красоты» (образа язычески распутной и продажной Венеры) с трагической судьбой одинокого художника или повествователя (хроникера) как историка/наблюдателя[615]: он, переживая за героиню, видит и других, подобных ей в среднем слое общества. Поэтому ряд ипостасей красавицы-проститутки во снах Пискарева: дама полусвета – подруга и натурщица – хозяйка дома – соответствует женским типам на Невском проспекте и на балу. Эти градации фактически скрадывают разницу добродетели и порока (и рассказчик затем прямо предупреждает: «…но дамам меньше всего верьте». – III, 46). То есть потребность купить означает и готовность продать, а проститутки это, или охочие до магазинов жена Шиллера и дочь директора Софи, или светская дама и ее дочь Анета, «исплясавшиеся на балах» и желающие за деньги купить красоту, – большого значения не имеет! – они одинаково бездуховны, по-своему продают себя, не различая добра и зла, в отличие от художника.

Обрисовывая «амплуа» того или иного типа, Гоголь чаще всего обезличивает его метонимически: чин, шляпка, ножка («одно значительное лицо» в повести «Шинель»). В других случаях имени и/или фамилии героя придается дополнительная смысловая нагрузка. Таковы имя и фамилия мелкого чиновника Аксентия Поприщина, фамилии Шиллера, Гофмана и Кунца (об этом мы говорили ранее, на с. 228–231). Фамилия художника Черткова (от «чертить, проводить черту… по линейке…») этим значением противоречит искусству; кроме того, она принадлежала незаконно возвысившемуся отступнику (см. с. 238), а фамилия художника Пискарева (от «пискарь», «пискать… издавать тоненький голосок, резкие звуки, близкие к визгу или свисту. Мышь пищит, а цыпленок пискает»[625]) показывает очевидную незначительность и робость, незнание жизни героем, который не может жить и творить самостоятельно, без поддержки, не имеет законченных работ. В то же время фамилия офицера Пирогов «практическая»: тогда «пирог», в первую очередь, обозначал хлеб, а не только «хлебный пирог с начинкой», – она маркирует героя, очевидно, имевшего только насущные потребности.

Все эти петербургские типы сближаются появлением на Невском проспекте, особенностями поведения (отдельно: мужского / женского), общими интересами, постоянными занятиями, где, как у красавицы-проститутки, ремесло, коммерция, дело и безделье неотличимы. Поэтому честные немецкие ремесленники близки бессовестным ремесленным писакам-иноземцам, а тротуар Невского проспекта уравнивает не только богатых и бедных, занятых и не занятых, разных по характеру людей, но и одеяния, атрибуты… Человек мельчает (об этом, как сказано выше, свидетельствуют фамилии героев) до части тела или атрибута: ножка, усы, сабля… – до вещи, до торговли (собой), ибо уже ни добр, ни зол, «ни горяч, ни холоден»[626], но в гордыне своей претендует на самообóжение как оставляемый Богом человек апокалиптического Нового времени, предначертанного в Новом Завете.

* * *

Итак, по мысли Гоголя, перед героями в «полуевропейском» мире Петербурга есть два пути: первый – полное одиночество и религиозное самоотречение ради искусства, мессианство Художника, сохраняющего естественную духовность развития, христианские нормы; второй путь – поклонение Мамоне, охватившее все слои общества, а потому – полное измельчание, вырождение или превращение в демоническую личность, подобную ростовщику. В неправедном мире нормально лишь демоническое: злоба к ближнему и отчуждение от него (не-любовь), эгоцентризм, корыстолюбие, карьеризм, разнообразные нарушения естественности, приличий и под., присущие раздробленному, но достаточно унифицированному европейскому обществу, его «расквадраченному», меркантильному, «материальному» миру. Этому злу противостоит только Искусство и художник – как творец, как личность, естественно и бескорыстно созидающая особый духовный мир, который отражает Божественную идею Добра в человеке, а потому способен объединять людей и принадлежит Вечности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное