Сам образ красавицы-проститутки – Анны в «Исповеди опиофага» Т. Де Квинси (1822)[613]
или Ганриэтты в романе Ж. Жанена «Мертвый осел и обезглавленная женщина» (1829; рус. пер.: 1831)[614] – опознавался тогда порождением «неистовой словесности», чью поэтику Гоголь отчасти использовал в исторических фрагментах. Одной из примет «кошмарного» жанра была взаимосвязь «падшей красоты» (образа язычески распутной и продажной Венеры) с трагической судьбой одинокого художника или повествователя (хроникера) как историка/наблюдателя[615]: он, переживая за героиню, видит и других, подобных ей в среднем слое общества. Поэтому ряд ипостасей красавицы-проститутки во снах Пискарева: дама полусвета – подруга и натурщица – хозяйка дома – соответствует женским типам на Невском проспекте и на балу. Эти градации фактически скрадывают разницу добродетели и порока (и рассказчик затем прямо предупреждает: «…но дамам меньше всего верьте». – III, 46). То есть потребность купить означает и готовность продать, а проститутки это, или охочие до магазинов жена Шиллера и дочь директора Софи, или светская дама и ее дочь Анета, «исплясавшиеся на балах» и желающие за деньги купить красоту, – большого значения не имеет! – они одинаково бездуховны, по-своему продают себя, не различая добра и зла, в отличие от художника.Обрисовывая «амплуа» того или иного типа, Гоголь чаще всего обезличивает его метонимически: чин, шляпка, ножка («одно значительное лицо» в повести «Шинель»). В других случаях имени и/или фамилии героя придается дополнительная смысловая нагрузка. Таковы имя и фамилия мелкого чиновника Аксентия Поприщина
, фамилии Шиллера, Гофмана и Кунца (об этом мы говорили ранее, на с. 228–231). Фамилия художника Черткова (от «чертить, проводить черту… по линейке…») этим значением противоречит искусству; кроме того, она принадлежала незаконно возвысившемуся отступнику (см. с. 238), а фамилия художника Пискарева (от «пискарь», «пискать… издавать тоненький голосок, резкие звуки, близкие к визгу или свисту. Мышь пищит, а цыпленок пискает»[625]) показывает очевидную незначительность и робость, незнание жизни героем, который не может жить и творить самостоятельно, без поддержки, не имеет законченных работ. В то же время фамилия офицера Пирогов «практическая»: тогда «пирог», в первую очередь, обозначал хлеб, а не только «хлебный пирог с начинкой», – она маркирует героя, очевидно, имевшего только насущные потребности.Все эти петербургские типы сближаются появлением на Невском проспекте, особенностями поведения (отдельно: мужского / женского), общими интересами, постоянными занятиями, где, как у красавицы-проститутки, ремесло, коммерция, дело и безделье неотличимы. Поэтому честные немецкие ремесленники
близки бессовестным ремесленным писакам-иноземцам, а тротуар Невского проспекта уравнивает не только богатых и бедных, занятых и не занятых, разных по характеру людей, но и одеяния, атрибуты… Человек мельчает (об этом, как сказано выше, свидетельствуют фамилии героев) до части тела или атрибута: ножка, усы, сабля… – до вещи, до торговли (собой), ибо уже ни добр, ни зол, «ни горяч, ни холоден»[626], но в гордыне своей претендует на самообóжение как оставляемый Богом человек апокалиптического Нового времени, предначертанного в Новом Завете.* * *
Итак, по мысли Гоголя, перед героями в «полуевропейском» мире Петербурга есть два пути: первый – полное одиночество
и религиозное самоотречение ради искусства, мессианство Художника, сохраняющего естественную духовность развития, христианские нормы; второй путь – поклонение Мамоне, охватившее все слои общества, а потому – полное измельчание, вырождение или превращение в демоническую личность, подобную ростовщику. В неправедном мире нормально лишь демоническое: злоба к ближнему и отчуждение от него (не-любовь), эгоцентризм, корыстолюбие, карьеризм, разнообразные нарушения естественности, приличий и под., присущие раздробленному, но достаточно унифицированному европейскому обществу, его «расквадраченному», меркантильному, «материальному» миру. Этому злу противостоит только Искусство и художник – как творец, как личность, естественно и бескорыстно созидающая особый духовный мир, который отражает Божественную идею Добра в человеке, а потому способен объединять людей и принадлежит Вечности.