— Тоже мне открытие.
— Я тут пробил кое-что по Ворону покойному… Есть один неплохой вариант, но слишком серьезный. Может, быть придется чем-то поступиться.
— Что за вариант?
Саид сунул руку за пазуху и достал из внутреннего кармана пиджака газетную вырезку. Положил перед Ахмедом.
— Узнаешь, кто это?
— Ну Ворон, а что?
— А с ним рядом?
Тот наклонился, рассматривая картинку, даже поднес к глазам, а потом положил обратно и ударил по ней ладонью.
— Что это мне даст?
— А то, что в свое время Ворон кое-чем сильно насолил кое-кому. Тогда старому это сошло с рук. Перестройка, все дела… Позвони. Назначь встречу. Может, выгорит из этого что-то. Притом, тебе есть, что рассказать…
Ахмед встал, сгреб вырезку и сунул в ящик стола, гневно глядя исподлобья на брата:
— Иногда лучше не лезть так высоко, может резонансом, знаешь ли.
— А иногда, чтобы спасти дочь, стоит рискнуть.
— Это МОЯ дочь. Мне решать, как дальше действовать. Не лезь в это. Аулом займись своим. Домой вали, Саид, быкам хвосты крутить и баранов пасти.
В ту же секунду Саид перегнулся через стол и приставил нож к горлу Ахмеда. Брат даже не заметил, когда он успел его со столешницы взять.
— Дернешься — я тебе кадык вырежу. Сел на место. Руки чтоб я видел.
Ахмед осторожно сел обратно в кресло, судорожно сглотнул.
— Забыл, куда меня отправил? Забыл, кем сделать хотел?
Нармузинов-старший брату в глаза посмотрел и слегка веки прикрыл.
— Там тебе было самое место.
Саид не обратил внимание на его последние слова, но острием надавил сильнее. Так, что выступили капли крови и запачкали белоснежную рубашку.
— Свое место я сам для себя определил. Бакита и мать ты убил. Не враги твои, не конкуренты, а ты. И то, что я молчал, не значит, что я лох, Ахмед, и нихрена не понимаю. Я каждый твой шаг знаю, все, что вы там крутили с Бакитом, все, что крутил Камран с Царевым. Сиди. Не дергайся. Ты семью нашу в хлам превратил. Я б тебя лично в землю живьем зарыл… но ты и… и Александра — это все, что у меня осталось, и поэтому мы будем думать вместе. Понял? ВМЕСТЕ.
— Понял. Нож убери. Крутой, бл***.
Саид убрал нож и сел обратно в кресло, наколол острием апельсин на стеклянном подносе и принялся невозмутимо чистить шкурку.
— А ты такой же псих, как и я, — Ахмед усмехнулся, вытер подушкой пальца кровь с шеи и слизал ее.
— Я не такой, как ты. Я бы отцовские деньги кровью не марал. Жил бы иначе. Это вы с Камраном Бакита в свое болото затянули. Болен он был. Ему б лечиться. А вы вдвоем из него палача-садиста сделали и демонов его кормили, чтоб зависел от вас.
— Много себе позволяешь, сопляк. Смотри, чтоб я тебя самого на улицу не вышвырнул.
— Еще одного врага нажить хочешь? Только теперь кровного? Не вышвырнешь. Пока ты своими грязными видеороликами и играми занят был, я через подставных людей активы отцовской компании скупал. Так что мы теперь партнеры. Ахмед.
Нармузинов-старший криво усмехнулся и покрутился в кресле.
— Партнеры, значит? Охренительно. Ну и что делать будем, партнер? Как из задницы думаешь вылезать? Ручки-то замарать придется кровавыми денежками.
— Делать будем то, что я сказал. Ты этому человеку позвонишь и встречу назначишь. Вместе туда поедем, и говорить я буду. Есть у меня пару идей.
Ахмед хмыкнул и покачал головой:
— Так вас там, я смотрю, не только взрывчатки примитивные делать учили. Оказывается, и мозгами шевелить тоже.
— Убивать там учат, Ахмед… а убивать не всегда нужно руками. Прежде всего убивать нужно научиться мозгами.
ГЛАВА 15. Андрей
Ноздри щекотал аппетитный аромат зажаренной на костре форели. Я достал запотевшую от холода бутылку водки Абсолют и разлил ее по стопкам, наблюдая, как раскрасневшийся Матвей Свиридович Тихонов задорно потирает руки. Встречи в кабинетах давно стали рискованными, поэтому мое приглашение на зимнюю рыбалку в одно из наших рыбоводческих хозяйств он принял с огромным удовольствием.
— Ох, порадовал старика, Граф… ох, порадовал… Вроде и недалеко от города отъехал — а как будто все за тридевять земель оставил…
Мы оба понимали, о чем он говорит. За последние несколько недель ситуация накалилась до предела. И дня не проходило без выезда опергруппы на очередное место преступления. Убивали нагло, открыто, среди белого дня. Поджигали рестораны, подрывали автомобили, под пули попадали случайные прохожие. Столы следователей ломились под кучей папок с "висяками", и каждый поход в кабинет начальника превращался для подчиненных в спектакль под названием "обиженный и оскорбленный". По шапке доставалось всем, отборный мат вперемешку с высокопоставленным гневом мощной лавиной скатывались вниз, по всей иерархической лестнице МВД. В городе воцарился беспредел, как будто на столичные улицы вновь вернулись законы бурных 90-х.