Петля Арахны (СИ)

— Он так ругал меня… Он за всё меня ругал! — Мирелла замотала головой. — Она ведь во всём меня провела! Во всём! Да, она вытащила тогда Ральфа из Азкабана, но в каком виде!.. Когда она выманила Кербероса из Греции, я думала, что уже не увижу старика. Я ждала Ральфа. Она сказала, что привезёт ко мне его! Я принесла в жертву свою собственную свободу, полагая, что освободится хотя бы он! Когда же они вернулись на Крит, и я встретила их… Только тогда я всё поняла!.. — в бессильном гневе она ударила кулаками по столу. — Ральф был убит горем. Быть в теле старика оказалось для него не лучше, чем в клетке… А я отныне не принадлежала себе. Она сказала мне ждать… Она сказала, что сама подстроит всё так, как нужно, после чего исчезла на полтора года. И всё это время мы жили с ним в страхе и неизвестности, полностью подчиненные её воле…

Мирелла замолчала, вновь обхватив голову руками. Люциус неотрывно смотрел на её сжавшуюся на стуле фигуру.

— Ты уже чувствуешь это, не так ли? — спросил он. — Оно уже действует, да?

— Помоги мне, Люциус, — тихо отозвалась та. — Пожалуйста, п-помоги.

— Ты предлагаешь мне убить себя, ради твоего спасения? — уголок губ его дрогнул от омерзения. — Мне искренне жаль, что это задание оказалось тебе не по плечу, — холодно добавил он, — однако, ты знала о риске, на которой шла… И ты не сдержала свой непреложный обет, Мирелла…

— Нет, — выдохнула она, глаза её в ужасе распахнулись, она встрепенулась, уставившись на него.

Губы Люциуса расплылись в слабой улыбке.

— Ты не выполнила клятву, — отчётливо произнёс он.

— Нет, Люциус! — истошно вскричала она, подскакивая на стуле. — Нет, замолчи!

Она попыталась броситься на него, и он отшатнулся, обнаруживая, что Мирелла была привязана к стулу ремнём, обхватывавшим её пояс. Беспомощно она вновь опустилась на стул.

— Тебе не удалось уничтожить мою жизнь, — закончил он, глубоко вздохнув и наблюдая, почти с наслаждением, как глаза Миреллы наполняются тем, что он уже давно не созерцал вот так близко.

— Нет, — выдохнула снова она, хватаясь руками за собственное горло. — Нет-нет-нет!

Мирелла задохнулась, зайдясь вдруг страшным безудержным кашлем; раскрасневшееся лицо её изуродовал ужас. Не способная больше сделать вздох, она наклонилась вперёд, упёршись локтями в крышку стола, покуда изо рта её прямо на его поверхность не выплеснулся крупный тёмно-бордовый сгусток крови, а затем ещё один и ещё, после чего кровь хлынула из неё неудержимым потоком.

Люциус смотрел неотрывно. Мирелла хрипела и сипела, билась в конвульсиях, окровавленные руки её царапали стол, рвали одержу на груди, впивались в кожу на шее, но ничто уже не могло остановить этот необратимый, неподвластный никому живому процесс. Кровь заполоняла всё вокруг, текла на пол, капли попадали Люциусу на одежду, даже лицо, но он, не моргая, впитывал это удивительное, столь внезапно развернувшееся перед ним действо: как прекрасно было вновь видеть смерть своего врага…

Наконец из груди Миреллы вырвался последний леденящий душу хрип, тело её сотряслось ещё один раз, и с широко распахнутыми глазами на искажённом испугом лице, она наконец рухнула на полностью залитый кровью стол.

Люциус испустил вздох.

Подрагивающей рукой, он извлёк из нагрудного кармана белоснежный шёлковый платок с монограммой «М» и прикоснулся его уголком к своей щеке, стирая попавшую на неё каплю крови. После чего взглянул на него, обнаруживая, что и рука его вся была в крови. Убрав платок обратно в карман, и посидев на стуле ещё одно мгновение, он поднялся и, осторожно, дабы не перепачкаться ещё сильнее, склонился над Миреллой так близко, что растрепавшиеся волосы её коснулись его подбородка и губ.

— Спасибо, — прошептал он ей на ухо слегка трепетавшими губами, так тихо, что услышать это мог только он сам. — Тебе удалось доставить мне наслаждение в последний раз…

В следующее мгновение дверь позади него с грохотом распахнулась.

— Люциус! Вот чёрт! — воскликнул Кингсли. — Я всё видел! Что же теперь делать? Она же толком ничего не рассказала…

Прикрыв глаза, он лишь выпрямился и глубоко вздохнул. В комнате приятно пахло металлом.

— Люциус, — снова обратился к нему Кингсли, в голосе его прозвучала тревога. — Всё в порядке?

— Да, Кингсли, — натянув на лицо самую свою любезнейшую, как ему казалось, улыбку, Люциус повернулся, и Кингсли почему-то отшатнулся назад. — Жаль, конечно, что она умерла раньше времени, но полагаю, всё остальное нам поведает Плегга… или Цисси, когда вы её поймаете…

— Да, конечно, — кивнул тот. — Ты извини, что так вышло. Если бы я знал… Тебе, наверное, надо пойти, привести себя в порядок?

Люциус опустил глаза, оглядывая себя — вся его грудь и руки были в крови. Пальцы ещё дрожали, а потому он осторожно сжал их и опустил вниз.

— А знаешь, что, — вдруг спохватился Кингсли, — ты не был бы против, если бы я отправил прямо сейчас Гермионе письмо?

— Письмо? — Люциус удивился.