Гермиона вспомнила, зачем она была сегодня здесь. Она была здесь ради него, ради Розы и их прекрасного совместного будущего, которое стоило на этом свете всего… даже этих унижений.
Гермиона села на стул.
— Итак, миссис Малфой, — вновь обратился к ней Кингсли. — Суд готов выслушать вас, и напоминает, что все сказанные вами сегодня слова, также будут добавлены к вашим предыдущим показаниям, по итогу которых Визенгамот и примет решение относительно меры наказания вашего супруга.
— Хорошо, — она сделала вздох и, помолчав ещё только одно мгновенье, заговорила: — Когда три года назад, я вышла за Люциуса Малфоя замуж, то не думала, что кому-то вообще может быть до этого дело. Я просто полюбила этого сложного взрослого человека с, безусловно, очень непростым прошлым, обнаружив, что чувства мои к нему были куда сильнее плотно укоренившихся в голове предрассудков и куда прекраснее, холодной пустоты, царившей тогда в моей душе.
Возможно, впервые в жизни я позволила себе полностью отдаться на волю чувств, без оглядки не только на веления разума, но и общественное мнение, оказавшееся отчего-то столь нетерпимым, когда информация о нашей помолвке только просочилась в свет… Не знаю, помнит ли кто-то ещё из здесь присутствующих, какие грязные сплетни и отвратительные статьи появлялись о нас с Люциусом в то время?
Не то чтобы я привыкла в своей жизни к безусловному одобрению. Вовсе нет, я ведь, в конце концов, магглорожденная, что даже сейчас в определённых кругах нашего казалось бы победившего наконец дискриминацию общества, считается не самым желательным фактом. Однако я совсем оказалась не готова к тому, что искренние чувства двух людей, пусть и находившихся когда-то по разные стороны баррикад, могут вызывать у окружающих столько ярости. Бывало, я целыми днями не выходила из дома одна, не желая ощущать это лившееся на меня со всех сторон осуждение…
Но я не отчаялась. Не утратила веру в людей и в наше великое магическое сообщество, потому как, в конце концов, именно оно и позволило мне встретить Люциуса — человека который всегда и во всём поддерживал меня на протяжении этих лет. Мужа, главной целью которого было обеспечение безопасности его семьи. Отца… самого лучшего в мире, какого только может пожелать своему ребёнку любящая мать.
У них с Розой ведь очень сильная связь. Возможно даже куда более сильная, чем у неё со мной — видели бы вы, с каким трепетом она обнимает его всякий раз, стоит ему только взять её на руки!.. И оттого мне ещё тяжелее, при одной только мысли, что связь эта может быть разрушена по вине нескольких, вторгшихся два месяца назад в нашу с Люциусом жизнь людей, целью коих было её полное уничтожение!
Жили ли вы когда-нибудь с беспрестанным, свербящим у вас на подкорке чувством, что кто-то пытается разрушить столь нелегко доставшееся вам счастье, вашими же собственными руками?.. Что кто-то планомерно, день ото дня использует вас, манипулируя слабостями, играя на чувствах? Следит за каждым неосторожным шагом, только и ожидая, когда же вы наконец оступитесь, дабы накинуть на шею петлю?
Последние два месяца Люциус жил именно так. Именно он оказался единственным человеком, способным с самого начала разглядеть гадкие планы наших врагов, и мне бесконечно жаль, что, одержимая мелочными терзаниями, я не смогла внять тогда его словам… Поступи я быть может по иному, и жизнь не завела бы нас с Люциусом сегодня в этот зал.
Однако я никогда этого уже не узнаю, а потому теперь, положа руку на сердце, я могу признаться только в том, что мне абсолютно не в чем упрекнуть своего мужа! Всё что Люциус сделал в ту жуткую ночь, он сделал во имя нас, охваченный страхом за мою жизнь и жизнь нашей дочери, а потому и приговор, который вынесет ему сегодня Визенгамот, ляжет тяжёлым грузом тоже только на мои собственные плечи.
Гермиона замолчала, сглатывая острый подступивший к её горлу ком, и вновь оглядела зал. Глаза её остановились на осунувшемся лице сидящего рядом со Снейпом Драко. Губы его были плотно сжаты, пронзительный немигающий взгляд обращён на неё. Он сдержанно ей кивнул.
— Полагаю, это всё, миссис Малфой? — выдержав паузу, поинтересовался Кингсли.
— Да, — сказала она.
— В таком случае, вы можете вернуться на своё прежнее место.
И, поднявшись со стула, Гермиона выполнила просьбу министра.
— Мистер Малфой, — Кингсли обратился тем временем к Люциусу, — если вы готовы сказать своё последнее слово…
— Да, я готов, — он пошевелился в кресле, расправляя плечи. — Как я уже и сказал в самом начале этого заседания: свою вину я полностью признаю и глубоко сожалею о том, что совершил, а больше мне сказать нечего. У многоуважаемых членов Суда, полагаю, итак уже достаточно информации, дабы принять в отношении меня самое что ни на есть выдержанное решение. Однако, учитывая обстоятельства, при которых я совершил своё преступление, я бы попросил Визенгамот вынести мне наиболее мягкий приговор.