Петля будущего

Его глаза ищут мои, умоляя о помощи, изо рта льется кровь.

– Не покидай меня, Блю! Живи, прошу тебя!

В его глазах столько боли и страха, что я отвожу взгляд, не в состоянии вынести этого. Я смотрю в зияющую рану в левой части его тела и вижу бьющееся, ослабевающее сердце. Его кожа начинает регенерировать с необычайной скоростью, кости, словно корни, вытягиваются, вены ползут и переплетаются.

– Лука…

– Заткнись, Блю! – кричу я хриплым голосом. – С тобой все будет хорошо, просто помолчи. – Я хочу, чтобы мальчишка сохранил силы, чтобы лежал неподвижно и ждал, пока эта странная магия, которой мы наделены, исцелит его.

– Лука…

– Просто заткнись, Блю, прошу!

Но магия прекращается. Его слабое сердечко замедляется и замирает меж частично отросших ребер.

– Лука…

– Нет, Блю! Не сдавайся!

Заживление прекращается окончательно.

Я снова смотрю мальчишке в глаза.

– Лука, мне так страшно.

Я чувствую, что по моим щекам текут слезы; хотел бы я знать, как избавить его от страха, найти нужные слова, чтобы он поверил, что все будет хорошо.

Рядом с нами раздается волна выстрелов УЗП, в воздух взлетают грязь и камни. Я прикрываю умирающего мальчика своим телом.

– Все хорошо, ты поправишься, – говорю я.

– Я не хочу уходить… не хочу…

– Все наладится, Блю, – твержу я, словно повторение лжи сделает ее правдой.

– Я… я снова буду совсем один? – шепчет он.

Я не успеваю ответить, глаза Блю стеклянеют и устремляются в небо, его тело обмякло в моих руках.

Я обнимаю его крепко, прижимая безжизненное тело к себе. Скорбь охватывает меня, но если позволю ей взять верх, то я покойник. Вместо этого я даю волю гневу. В последний раз сказав Блю «прости», я опускаю его голову на землю, затем левой рукой беру пистолет, правой – Стиратель, и убиваю каждого Совершенного, что попадается мне на глаза, независимо от того, опасны они для меня или нет, нападают они на меня и моих людей или нет. Я ору, размахивая Стирателем, стирая руки, ноги, головы. Когда аппарат наконец выходит из строя, превращаясь в искрящий фейерверк, я швыряю его в умирающего солдата и продолжаю двигаться вперед.

В какой-то момент я вспоминаю, что надо попасть на сцену и убедиться, что Гален мертв. Я пробиваю себе путь, стреляя в Совершенных, теряя счет, скольких уже повалил на землю. Я карабкаюсь по телам, поскальзываясь в грязи и крови, отнимая одну жизнь за другой, пока не добираюсь до того, что осталось от сцены. Галена нет, остается надеяться, что его убило взрывом, но его тела я не вижу.

Зато вижу, как палач встает на ноги, и, оглядев свой сломанный Стиратель, тянется к кобуре за пистолетом. Спотыкаясь, он волочет обожженную левую ногу, направляясь к Рен, которая сидит, ошеломленная, на полу уцелевшей части сцены.

Здоровенный солдат приближается к ней и приставляет ствол пистолета к ее голове. Я карабкаюсь по обломкам сцены, пытаясь подобраться достаточно близко, чтобы прицелиться в безжалостного палача, но понимаю, что слишком поздно.

Палач нажимает пальцем на курок, но, не успев выстрелить, замертво падает на спину, глаза его пусты.

Малакай бегом взбирается на сцену, хватает Рен на руки и уносит ее в сторону города.

Я слышу крик в толпе: армия Исчезнувших отступает. Обернувшись, вижу, как к парку подъезжают пять огромных грузовиков. Это древние дизельные монстры, такие сегодня можно увидеть только в музее.

Я наблюдаю, как Убогие укрываются за ними. Спрыгнув со сцены, стреляю в троих очередных солдат и бегу к статуе лидера повстанцев, который в свое время помог остановить Третью мировую войну. Я вижу Кину: она прячется за фонтаном, на ее ноге глубокий порез, она истекает кровью. Я бегу к ней, выстреливая семью очередями в Совершенных, попадающихся мне на пути.

– Ходить можешь? – спрашиваю я, присев рядом.

Она убирает руку, и я вижу, как рана у нее на ноге заживает, образуя на месте пореза шрам.

– Я в норме, – отвечает она с недоверием в голосе.

– Хорошо, нам надо идти. – Я хочу встать, но в этот момент двадцать или тридцать очередей разбивают мрамор на осколки.

Мы загнаны в угол; вода, льющаяся каскадом, словно занавес, с верхушки фонтана, то и дело прерывается звуковыми пулями, проходящими сквозь нее.

Исчезнувшие заполнили три из пяти грузовиков и уже отъезжают в сторону Красных зон, быстро заполняя оставшиеся два. Я вижу Пандер: взобравшись в один из грузовиков сзади, она стреляет в толпу. Водитель последнего грузовика падает из кабины, убитый выстрелом в голову, но его место за рулем героически занимает другой Убогий, несмотря на поток пуль, хлещущий по лобовому стеклу.

– Мы застряли, – говорит Кина.

Я оглядываюсь в поисках выхода, но, кажется, выхода нет. Группа из десяти или двенадцати солдат слева от нас и восемнадцати или девятнадцати справа начинают нас окружать. Мы в ловушке, мы больше ничего не можем сделать.

Я прислоняюсь спиной к фонтану и смотрю на Кину. Она улыбается мне.

– Привет, Лука, – говорит она, кивая головой в той же небрежной манере, что и тогда на платформе в день Отсрочки, и кажется, это было вечность назад.

– Кина, – отвечаю я, и мы смеемся.