2. Его царское величество, собираясь отправиться в Воронеж, приказал генералу Лефорту устроить пиршество и пригласить на него всех иностранных представителей, равно как [и] именитых бояр. Царь явился позже обыкновенного, так как, несомненно, задержан был немаловажными делами. Впрочем, и во время самого стола, не обращая внимания на присутствие иностранных представителей, он рассуждал о некоторых предметах с боярами, но это совещание было очень близко к спору; не щадили ни слов, ни рук, потому что все были увлечены чрезмерным, а в присутствии государя и опасным, пылом при упорной защите своего мнения; они так спорили друг с другом, что дело доходило почти до обвинения. Два лица, занимавшие низшие должности, не могли вмешаться в возвышенный спор, но они привлекли к себе благоволение другим родом глупости, а именно весьма милыми шутками: один ударил по голове другого лежавшим на столе хлебом; этим он стяжал славу, как бы за выдающееся деяние. Вообще все старались представить подлинные доказательства своего истинного происхождения. Все-таки и среди самих московитов нашлось несколько гостей, которых выгодно выделял от прочих их вполне скромный разговор с государем, свидетельствовавший об их высоких душевных качествах. Князь [Михаил] Алегукович Черкасский, человек пожилой, отличался вполне ровным и серьезным характером, боярин Головин – зрелой обдуманностью в решениях, [Андрей] Артамонович – хорошим знанием государственных дел; все эти качества выставлялись в тем более ярком свете, чем реже они усматривались. Последний из названных бояр, негодуя на то, что к царским обедам допускается столько различного рода сумасбродов, и желая сказать об этом думному Сибирского приказа, прибег к латинской речи (в которой он сведущ) и громко воскликнул: «Stultorum plena sunt omnia» <все полно дураками>, так что слова эти легко могли быть услышаны всеми, знавшими язык. За окончанием стола следовали танцы, а затем отпуск польского посла. Царь с неожиданной быстротой вырвался из толпы прочих веселящихся гостей в находившуюся рядом столовую, где хранились кубки, стаканы и разные сорта напитков, и отдал приказ польскому послу следовать за ним. Туда же устремилась и вся толпа пировавших, желая узнать, в чем дело. И не успели еще все, задержанные собственной торопливостью, проникнуть туда, как его царское величество уже выдал польскому послу отзывную грамоту и вышел из комнаты, заставив покраснеть все еще желавших и пытавшихся туда ворваться. По ходатайству генерала Лефорта, два морских капитана, голландцы, виновные в явном неповиновении и приговоренные военным советом к казни, были допущены к царю. Высказав сперва ему свою просьбу, они пали ему в ноги; царь собственноручно вернул им шпагу и возвратил жизнь, честь и прежнюю должность; разумеется, это было великим актом высшей царской милости. Затем на прощанье царь поцеловал всех бояр и иностранных представителей, особенно же цесарского посла; но польский посол был исключен отсюда, так как получение отзывной грамоты, по-видимому, отстранило его от всякого дальнейшего приветствия со стороны его величества. Около шести часов вечера царь отправился в Воронеж; спутниками его, помимо лиц неизвестных по незначительности занимаемых ими должностей, были г. голландский вице-адмирал, генерал начальник стражи Карлович и Адам Вейд. Карловичу были назначены те же почести и содержание, которые раньше имел польский посол; откуда этот последний мог с уверенностью высказывать небезосновательное подозрение, что столь неожиданное и быстрое его удаление было вызвано тайными происками Карловича.
3. Двадцать четыре человека и поп, вновь обвиненные в том, что они своим советом поощряли недавних мятежников к мужеству, были заключены в темницу и приведены к допросу.
4. Правительственным распоряжением вменено в обязанность всем торговцам, имеющим лавки на ближайшей к кремлю улице, безотговорочно и как можно скорее снести их под угрозой лишения имущества и произвольного телесного наказания. Причину этого указа усматривают в желании сообщить городу больше блеска и красоты.
Господину польскому послу был пожалован царский стол, который, согласно установившимся обычаям и обыкновениям, дается всем отъезжающим иностранным представителям.
5. В силу вчерашнего указа уже сносят лавки, близкие к кремлю: такова необходимость повиновения!
По другому царскому указу, все несколько подросшие мальчики крепкого сложения отправляются в Воронеж, чтобы изучать кораблестроение у работающих там мастеров; двести первых, посылаемые затем в Голландию, выехали сегодня. Два сына усопшего генерала Менезиуса были избавлены от этого по своему слабосилию и малолетству. <.. >
12. <…> Царевна Марфа сослана в один из отдаленных от Москвы монастырей9, назначенный ей в наказание для вечного заключения.
13. 14. 15. 16. 17. Генерал Лефорт устроил большой пир.
Он же запретил всем брадобреям и хирургам <фельдшерам?> носить шпаги, так как доселе эти лица совершали частые убийства.