Петр I

Во всем вышеизложенном вы потрудитесь обратить внимание, какое особенное значение Головин придает той части данных мне инструкций, которая упоминает о желании ее величества вступить в более тесный дружественный союз ради торговых выгод; как ему хотелось понять ее буквально и как он часто возвращался к ней. Легко заметить, что здесь желали бы заключить формальный торговый договор с ее величеством. Когда я познакомил Гудфелло с этим обстоятельством, он заявил, что проживающие здесь англичане будут очень рады договору, так как до сих пор ведут торговлю только в силу простого царского разрешения, не имея никаких официальных данных, на которые бы их льготы и привилегии могли опираться, кроме контракта с табачной компанией, большинство статей которого уже не раз было нарушено. Да, может быть, царь и не считает себя особенно обязанным соблюдать условие, заключенное только с частными людьми: с собственными подданными царь обращается совсем произвольно, выполняя и отменяя данные им обещания, милости и грамоты по усмотрению; сделать необходимое, собственно говоря, отступление от этого обычая в пользу иностранцев, может быть, действительно крайне неприятно и неудобно для русского правительства. Я, впрочем, высказал Гудфелло, что не могу входить в дальнейшие подробности по этому поводу, не могу сделать ни малейшего шага, способного в чем-нибудь обязать ее величество, пока не получу на то более определенных инструкций и пока не буду убежден, что это дело не противно интересам и намерениям королевы. Потому прошу вас, не откажитесь снабдить меня распоряжениями по этому вопросу: если же найдено будет, что начать переговоры о трактате ее величеству выгодно, вы, надеюсь, пришлете мне проект статей и все прочее, что сочтете нужным для данной цели.

Я держался той же осторожности, избегая выражений, которые бы позволили подразумевать в них намек не предложение посредничества со стороны ее величества, так как имел основание полагать, что, при малейшем ободрении в моих словах, этого посредничества стали бы просить формально. Но я позволю себе ожидать ваших дальнейших указаний для моего руководства и по этому предмету, к которому здесь, вероятно, возвратятся, по крайней мере, когда предположат, что я успел получить ответ на мои настоящие письма.

Между тем я постараюсь доставить возможное удовлетворение английским купцам, которые теперь заняты изложением своих жалоб. Гудфелло полагает, что такой образ действия наиболее удобен; я не должен с первого раза являться специальным покровителем табачной компании, так как такое покровительство могло бы вызвать прямой отказ; он советует указать на ее жалобы в ряду других жалоб. Хотя компания, действительно, терпит жестокие притеснения по многим статьям контракта, заступничество за нее, надо полагать, встретит сильный отпор, так как главный любимец царский, Александр Данилович, относится к ней крайне враждебно и, благодаря его наветам или по другим причинам, о которых я покуда сведений не имею, царь лично не расположен к ней. Вследствие всего этого, Гудфелло как будто сомневается, чтобы для нее возможно было достигнуть значительных облегчений, разве какая-нибудь сторонняя благоприятная случайность приведет царя в добродушное настроение.

Со следующей почтой надеюсь вполне разъяснить положение этого дела и вообще прислать вам отчет о жалобах проживающих здесь англичан.

Перед своим уходом Головин, от имени царя, предложил мне пользоваться обычным содержанием, положенным для посланников при московском дворе, и, выслушав мой отказ, спросил: снабжен ли я положительною инструкцией отказаться? Получив отрицательный ответ, он стал уговаривать меня – не быть первым, не желающим принять от его государя знаков милости и благоволения. Но я отвечал, что, имея честь служить ее величеству и получая от нее вполне приличное содержание, не могу и думать о получении еще каких-либо пожалований от иностранного государя без положительного приказания с ее стороны. Головин выразил желание, чтобы я при первом удобном случае испросил инструкции по этому вопросу.

22-го вечером любимец царский, Александр Данилович, выехал отсюда на почтовых в Смоленск, откуда он отправится в Литву для осмотра московской армии и с целью по возможности устроить в княжестве ряд складов для лучшего продовольствия армии следующим летом. Но главная цель его странствований, полагаю, – повидаться где-нибудь с королем польским и условиться с ним об операциях предстоящей кампании. В день своего отъезда он пригласил меня к обеду, при чем я имел честь приветствовать сына и наследника царского, Алексея Петровича, высокого, красивого царевича лет шестнадцати, который отлично говорит на голландском языке⁵ и присутствовал на обеде вместе с Федором Алексеевичем Головиным и с председателем военного совета Тихоном Никитичем <Стрешневым>, который прежде был дядькой царя и до сих пор пользуется его доверием.