Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Бегство столь знаменитого узника, которого к тому же считали чуть ли не главой всего революционного движения в России, вызвало настоящее бешенство у властей. В столице и окрестностях повсюду рыскали полицейские и шпионы с фотографией Кропоткина. На границу были разосланы циркуляры. Разыскные работы развернулись в Финляндии, Прибалтике, Пруссии. О результатах поисков докладывали лично царю. 7 июля были арестованы Людмила Павлинова, сестра Кропоткина Елена и рядовой Муравьев, служивший в госпитале. Правда, уже 16 июля Елену пришлось освободить: против нее не оказалось никаких улик. 28 июля, под поручительство мужа, на свободу вышла Павлинова. Уже позднее, 1 сентября, арестовали Стефановича и Смагина. Они, а также рядовые Муравьев и Александров были преданы военному суду…[628]

Оставаться в России было опасно. Революционеры и друзья решили переправить его за границу. Через Финляндию и Швецию Кропоткин и сопровождавшие его Марк Натансон и Софья Лаврова добрались до норвежской столицы Христиании (нынешнего Осло). Проведя там несколько дней и познакомившись с местными реалиями, Петр Алексеевич и его спутники доехали до порта Берген, где и простились. Натансон возвращался назад, в Россию. А беглецы сели на британский пароход и отплыли по Северному морю в английский порт Халл (Гулль)…

* * *

Судно боролось с яростной бурей, а Петр Алексеевич наконец ощущал себя свободным человеком. «Целыми часами просиживал я на форштевне, обдаваемый пеной волн… – вспоминал он позднее. – Пароход наш зарывался носом в громадные волны, которые рассыпались белой пеной и брызгами по всей палубе. Я сидел на самом носу, на сложенных канатах, с двумя-тремя девушками-англичанками и радовался ветру, расходившимся волнам, качке, наслаждаясь возвратом к жизни после долгого кошмара и прозябания в крепости»[629].

А в оставшемся позади Петербурге побег революционера вызвал громкий скандал и волну самых невероятных слухов. «В городе многие говорили о происшествии, – свидетельствовала Лешерн фон Герцфельд. – Куда ни пойдешь, всюду рассказ с разными вариациями. Рассказывали, что француженка пела романсы и таким образом подавала знаки Кропоткину и т. п.»[630].

Петр Алексеевич, отправившись в Эдинбург, вначале собирался пробыть за границей лишь несколько недель или месяцев – «ровно столько, сколько нужно, чтобы дать улечься суматохе, поднятой моим побегом, и чтобы восстановить несколько здоровье»[631]. Судьба распорядилась иначе. Возвратиться в Россию ему было суждено только через долгий сорок один год. Почти всю оставшуюся жизнь революционеру предстояло провести в эмиграции, превратившись в признанного теоретика и организатора мирового анархистского движения.

Глава четвертая Вождь анархистов

Петр Кропоткин крепко держался рукой за знамя. Одновременно приходилось свободной рукой и ногами лупить жандармов, они отвечали ему тем же… Полиция пыталась отбить у демонстрантов красное знамя анархистского Интернационала – организации, запрещенной во многих странах Европы. Швейцарские рабочие-анархисты, русские и французские политэмигранты вместе дрались с местной полицией. Это было 18 марта 1877 года, на улицах Берна, столицы Швейцарской конфедерации. Швейцария не очень привыкла к таким событиям, хотя и пережила несколько десятилетий назад кратковременную гражданскую войну между католическими и протестантскими регионами, по итогам которой окончательно сложилась ее политическая система.

Так далеко от России, зато вместе с теми, к кому лежала душа, – единомышленниками и товарищами по борьбе… С ними и смерть красна! А бой разгорался не на шутку. Жандармы орудовали саблями, демонстранты – кастетами, палками и тростями. Кто-то уже отобрал саблю у жандарма, кое-кто притащил револьверы.

Полицейский инспектор, изрядно получив по зубам, выпустил знамя из рук и удалился, чтобы привести себя в порядок. Несколько демонстрантов и полицейских были ранены. Но вот древко знамени, уже сильно изодранного, сломалось, полиция все-таки отбила его. И отступали со столь ценным трофеем до полицейского участка, отбиваясь от демонстрантов, азартно пытавшихся вернуть свой боевой стяг…

А потом тех, кто ранил полицейских, судили. И этот суд послужил уроком, о котором Кропоткин напишет в «Записках революционера»: «Вместо равнодушных людей мы увидели внимательную публику, отчасти сочувствовавшую нам. Ничто так не завоевывает народ, как смелость. Многие поняли, что все вольности нужно упорно защищать, чтобы их не отняли. Приговор поэтому был сравнительно мягкий и не превосходил трехмесячного заключения»[632]. Для него это был урок пропаганды действием.

* * *