Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Наконец побег назначили на 29 июня. Условились, что сигналом для арестанта будет красный шар. В 9 часов утра заговорщики были на месте, у ворот на Ярославскую улицу. Лешерн фон Герцфельд долго ходила по переулку, пытаясь заставить подняться шар, наполненный водородом. Однако погода стояла жаркая и безветренная, и шар так и не поднялся. Женщина привязала его к зонтику и расхаживала вдоль забора двора. Выведенный Кропоткин взял в руки шляпу… но шара так и не увидел. В этот день побег не состоялся – к счастью для заключенного: уезжавшая без него пролетка наткнулась на возы с дровами для госпиталя![619]

30 июня в два часа дня в госпиталь пришла Софья Лаврова, передавшая Кропоткину часы, в которых лежала шифрованная записка с изложением нового плана. Арестант должен был по музыкальному сигналу выскочить в ворота к подогнанной пролетке, в случае погони его собирались отбивать[620]. В ней должны были сидеть Левашев, выполнявший роль кучера, доктор Веймар, изображавший важного офицера, и Аксенова: женщине предстояло сойти с коляски по каким-то делам, а седок делал вид, что дожидается ее. Чтобы сразу же переодеть беглеца, были припасены пальто и два складных цилиндра.

Лешерн, Зубок и брат Веймара, Эдуард, остававшиеся на ночь в снятой квартире, вели наблюдение за ситуацией. Народник из Вильно, Аарон Исаакович Зунделевич (1852–1923), нелегально находившийся в Петербурге, занял пост на Кавалергардской улице, напротив переулка, который упирался в дом, где находилась квартира. Изображая пьяного, закусывавшего вишнями, он сидел на тумбе, зорко следил, чтобы не было никаких препятствий на дороге, и подавал сигналы Лешерн, а та, в свою очередь, говорила Эдуарду, что нужно делать. Еще один из товарищей передавал знаки о возможных помехах Зубоку, в правое окно квартиры[621]. «Сигнальщики» разместились на протяжении двух верст от госпиталя и также следили за тем, чтобы дорога была свободна.

В положенное время Петр Алексеевич вышел на двор и принялся спокойно расхаживать по тропинке вдоль здания госпиталя, между двумя будками часовых… Прошло от четверти часа до получаса… Арестант услышал звук подъезжающей пролетки. Из окна снятой напротив квартиры заиграла скрипка: играл Эдуард Веймар. Кропоткин узнал мазурку Контского и понял, что все готово. Он медленно двинулся по тропинке к воротам. Увидев, что солдат-охранник, находившийся от него в пяти-шести шагах, отвернулся в другую сторону, беглец в два приема скинул с себя арестантский халат и пустился бежать к воротам – вначале медленно, затем все ускоряя бег. Крестьяне, привезшие дрова, кричали «Держи его!»; за убегавшим неслись часовой и три солдата, сидевшие на тюремном крыльце. Часовой пытался достать Кропоткина штыком – но не успел. Тот выскочил за ворота. Как раз в это время еще один из заговорщиков, народник Юрий Николаевич Богданович (1849–1888), отвлекал солдата, стоявшего у ворот госпиталя, напротив места, куда подъехала пролетка, разговором о вшах, которых он видел под микроскопом в Таврическом саду. Городового, который должен был дежурить неподалеку от госпиталя, увел с поста бывший студент Технологического института, некто С. В. З., занявший его беседой о комнате, которую якобы собирался снять.

Перед выбежавшим из ворот Кропоткиным стояли дрожки, в которые была запряжена лошадь. Помимо кучера, в пролетке сидел мужчина со светлыми бакенбардами, на нем красовалась фуражка с красным околышем и офицерской кокардой. Беглец оторопел было от неожиданности и вспыхнувших опасений, но быстро опознал в нем Веймара. Доктор держал в руке револьвер и кричал арестанту: «Сюда, скорее!» Пролетка понеслась прочь, под вопли преследователей «Держи его! Лови!». По дороге Веймар помог Кропоткину надеть пальто и цилиндр.

Выбежавшие на улицу офицер и солдаты метались, не зная, что делать. Вокруг не оказалось ни одного извозчика: заговорщики заранее наняли всех. Кондукторы конки также отказались отдать своих лошадей. Возле госпиталя и на прилегающих улицах царила суматоха. Эдуард Веймар поиграл еще какое-то время, чтобы не привлекать внимания, затем сидевшие в наблюдательной квартире вышли на улицу, растворились в собравшейся толпе и чуть позже на конке отправились в центр Петербурга[622].

Маршрут бегства пролегал по Ярославской улице, Безымянному переулку, Костромской и Болотной улицам – узким, но безопасным, при отсутствии постовых. И заранее очищенных от других повозок и преград товарищами, которые приветствовали беглецов. На одном из крутых поворотов, в переулок, пролетка чуть не перевернулась, но Кропоткину удалось ее выровнять. Жандармы, стоявшие у питейного заведения, откозыряли офицерской фуражке Веймара… Потом доктор также сменил ее на цилиндр.