Обходным путем, через Лафонскую, Тверскую, Кирочную и Знаменскую улицы пролетка с Кропоткиным выехала на Невский проспект и доехала до ворот дома № 107, принадлежавшего И. М. Меншуткину. Оттуда Кропоткин с доктором через проходной двор прошли к парадному подъезду, выходившему на Гончарную улицу как дом № 22. Проживавшие в доме сестры Корниловы – Александра Ивановна (Мороз) и Любовь Ивановна (Сердюкова) – радостно приветствовали беглеца. А пролетка, которой управлял Левашев, продолжила путь к Николаевскому вокзалу: там в нее сели две девушки и, заметая следы, поехали через Невский кататься на Острова.
Переодевшись так, чтобы их было трудно узнать, Кропоткин и Веймар заехали на закрытом извозчике к цирюльнику, который сбрил князю бороду, а затем также отправились на Острова, где пробыли до позднего вечера, вместе с аристократической публикой столицы любуясь закатом. Ужинали в роскошном ресторане «Донон» во дворе дома № 24 на набережной Мойки, поблизости от Зимнего дворца. Там на втором этаже располагались отдельные кабинеты для важных гостей. Никому, разумеется, и в голову бы не пришло искать в таком фешенебельном месте беглого арестанта![623]
На десятилетия этот побег станет для Кропоткина постоянным сюжетом застольных бесед. Старый ли приятель, новый ли знакомый, радушная ли хозяйка дома, где собиралась компания революционеров-эмигрантов, – всех их будет интересовать рассказ о том, как Петр Алексеевич бежал из Петропавловской крепости. И даже некоторые вполне приличные исследователи повторят именно эту формулировку. Но нет, не из крепости! Из тюремной больницы, конечно…
В конце концов сам Петр Алексеевич скажет, «что ему уже столько раз приходилось рассказывать про свое бегство, что оно ему надоело пуще горькой редьки»[624]
. Но, может быть, он просто скромничал? Генерал Михаил Александрович Иностранцев (1872–1938) вспоминал, как на одном из банкетов в 1917 году Кропоткин, сидевший рядом с ним и генерал-майором Владимиром Владимировичем Марушевским (1874–1952), впоследствии одним из белогвардейских военачальников на Севере России, с увлечением рассказывал историю своего побега. «Старик совершенно преобразился. Хотя он и начал свое повествование предварением, что это „дела минувших дней“, но глаза его разгорелись, речь стала быстрой и живой, и он, увлекаясь, поведал нам различные захватывающие подробности своего бегства, ничем не отличающиеся от черт самых забористых детективных романов. Видно было, что эти переживания запечатлелись в нем накрепко на всю жизнь и, рассказывая их, он заново переживал их. Старый революционер в этот момент в нем проснулся и совершенно заслонил собою безмятежный облик благодушного русского барина»[625], – писал Иностранцев.Описание Петром Алексеевичем своего побега в «Записках революционера» читается как страницы авантюрного романа. Может создаться впечатление, что организаторы побега и сам беглец в значительной степени полагались на удачу и никто в самом госпитале не принимал непосредственного участия в заговоре. «Конечно, и маршрут движения, и действия всех привлеченных лиц, без сомнения, были продуманы до мелочей и отрепетированы заранее, – замечает российский историк П. И. Талеров. – Об этом свидетельствует как успех самого мероприятия, так и безуспешность попыток властей отыскать беглеца и организаторов побега. Невозможно поэтому себе представить, что удачным побег стал лишь в силу случайного стечения обстоятельств». Исследователь предполагает, что Кропоткин, возможно, хотел сознательно скрыть имена сообщников в самом госпитале или создать у властей впечатление о революционерах как людях плохо организованных и беспечных[626]
.Кропоткина решили укрыть на даче родителей Веймара. Туда же стали стягиваться и другие участники заговора. Мария Лешерн после побега узника заехала на конспиративную квартиру в Петербурге, где всегда совещались организаторы побега, и, застав там хозяйку, Викторию Ивановну, рассказала о том, что все получилось. Зубок забрал оставшиеся вещи в снятой у госпиталя квартире и возвратился к Лешерн. Вскоре к ним присоединилась Аксенова, и они отправились на дачу Веймаров, где Лешерн наконец-то лично познакомилась с легендарным князем-революционером[627]
.Жандармы немедленно приступили к лихорадочным поискам беглеца. Дом на Невском и квартиры родственников и друзей Кропоткина обыскивали. Жилье, где собирались укрыть Петра Алексеевича под чужим паспортом, оказалось «засвеченным»: съездившая туда подруга рассказала, вернувшись, что за квартирой следят. Пришлось укрываться на даче под Петербургом вместе с друзьями. Кропоткин катался на лодке с Лешерн; она также возила его в карете к знакомым и в загородный ресторан – обедать.