Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Статья «К молодым» стала для многих текстом, вызвавшим глубокие симпатии к анархизму, призвавшим к борьбе против социальной несправедливости. Милли Виткоп-Роккер (1877–1955), активистка еврейского анархистского движения Англии, жена немецкого анархо-синдикалиста Рудольфа Роккера (1873–1958), рассказывала, что она, семнадцатилетняя эмигрантка из России, симпатизировала социал-демократам и лишь под влиянием этого текста изменила свои взгляды в пользу идей Кропоткина: «Трудно описать мое впечатление от прочтения этого огненного призыва. Я почувствовала, что человек, написавший это, говорил от всей души, и почувствовала к нему такое обожание, на которое способна только страсть молодой идеалистки»[790].

«Тысячи и сотни тысяч читали эту брошюру, – вспоминала американская писательница, социалистка Анна Струнская-Уоллинг (1877–1964), – и откликнулись на нее, как ни на что другое в литературе революционного социализма»[791]. На другую американскую социалистку Элизабет Гарли Флинн обращение Кропоткина к молодежи подействовало как стимул к борьбе. Она почувствовала, что автор как будто «говорил с нами там, в нашей убогой нищей квартире в Бронксе»[792].

Не ограничиваясь печатной агитацией, Петр Алексеевич продолжал активно выступать на рабочих митингах и собраниях. «18 марта [1879 года] со стороны международной ассоциации, при участии большой массы любопытствующих, праздновалась годовщина Коммуны и при этом со всех сторон выражалась надежда на ее скорое возрождение. Был зачитан адрес испанских революционных социалистов, который также восхвалял Коммуну. Во всех этих собраниях самое выдающееся участие принимает упомянутый Левашов, который, согласно установленным фактам, идентичен нигилисту-князю Кропоткину», – отмечалось, например, в докладе германской тайной полиции[793]. О периодически проходящих в Швейцарии митингах, на которых выступали Кропоткин и Жуковский, сообщалось и в немецком полицейском отчете в декабре того же года[794].

12 октября в Шо-де-Фоне прошло общее собрание представителей Юрской федерации. Над зданием, где проходили заседания, развевалось красное знамя. Председателем собрания избрали Шпихигера, секретарями – Швицгебеля и художника Гюстава Жаннере (1847–1927). Выступивший перед участниками собрания Кропоткин заявил, что анархистское движение живо и действует. Он еще раз призвал вести упорную борьбу против концентрации власти в руках государства, за децентрализацию и ликвидацию любой власти человека над человеком. Анархистский идеал, подчеркнул оратор, – самый прекрасный из всех, когда-либо рожденных человечеством[795].

В декабре Петр Алексеевич отправился в новый пропагандистский тур. Выступая в Лозанне, Женеве и Веве, он подверг резкой критике проект швейцарского фабричного закона, который был вынесен на референдум. Анархист объяснял, что фабричное законодательство не в состоянии действительно защитить рабочих от эксплуатации, поскольку капиталистическое общество всегда состоит из паразитов, пользующихся плодами чужого труда, и тех, кто вынужден на них работать, – из эксплуататоров и эксплуатируемых, и первые пишут законы для вторых. Поэтому работники должны объединиться и вместе противостоять эксплуататорам, а не возлагать надежды на их законы[796].

* * *

1880-й стал для Кропоткина и его товарищей еще одним годом лихорадочной активности. Стачка граверов и часовщиков Шо-де-Фона, сгруппировавшихся вокруг «кассы сопротивления», которая была создана некогда при поддержке Юрской федерации, вдохнула надежды на новую волну рабочего движения. Стали возникать новые профессиональные объединения трудящихся. Тем настойчивее и энергичнее анархисты старались распространять свою агитацию.

9 января 1880 года власти Женевы распорядились о высылке Кропоткина из Женевского кантона (это решение было официально отменено после протестов 23 августа того же года)[797]. В это же время в печати разных стран появляются статьи с ложными обвинениями Кропоткина в подготовке покушения на Александра II. Так, в 1880 году «русская печать цитировала венскую газету „Abendpost“, которая сообщила, что подробный план Зимнего дворца был найден германской полицией у проживающего в Женеве князя Кропоткина»[798], – пишет историк Юлия Софронова, упоминая публикацию в газете «Петербургский листок» от 16 февраля 1880 года. Никаких оснований эти «новости» не имели. Да и вряд ли германская полиция могла себе позволить столь беспрепятственно обыскивать дома и квартиры иностранцев, проживавших на территории Швейцарии.