Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Событие придало импульс и движению в Швейцарии. Выступая 18 марта на собрании по случаю годовщины Парижской коммуны в пивной «Шифс» в Женеве, Кропоткин назвал Николая I тираном, действовавшим методами железа и крови, а Александра II – иезуитствующим деспотом. Среди ораторов были Жуковский, Герциг, Перрар и Драгоманов. Участники митинга выразили веру в скорую революцию в России и приняли резолюцию, в которой говорилось: «Принимая во внимание, что Александр II, которого всемирная буржуазия представляла как освободителя русского народа, не отличился за все время своего правления ничем, кроме убийств, повешений и ссылок, среди прочего, 70 тысяч поляков, группа швейцарских трудящихся заявляет, что Александр-Вешатель вполне заслужил смерти, которую ему причинили русские социалисты»[823]. На митинге присутствовало от пятисот до шестисот человек – «неслыханная цифра за последние годы», сообщал Кропоткин Лаврову[824].

21 апреля в Женеве по инициативе Петра Алексеевича была распространена листовка с протестом против казни «народовольцев». Осудив казнь одной женщины, Перовской, и вынесение смертного приговора другой, Гесе Мировне Гельфман (1855–1882), а также повешение Михайлова, несмотря на то что надетая на него веревка оборвалась, авторы прокламации объявили, что не желают своим молчанием превратиться в «соучастников» пыток и казней: «Мы намерены выразить наше возмущение и не сомневаемся в том, что в Швейцарии поднимутся самые живые протесты против такого возвращения к варварству минувших веков». Текст подписали швейцарская секция Интернационала, кружок «Молодежь», кружок социальных исследований Женевского университета, пропагандистская секция Интернационала, общество механиков, женевское общество Немецкого революционного союза, председатель общества столяров, редакция Le Révolté и представители изданий Tocsin и Réveil[825].

До этого дня, еще 17 апреля Кропоткин отправил Петру Лаврову письмо с предложением поддержать его усилия и организовать в Париже кампанию протеста против смертной казни Гельфман, в это время ждавшей ребенка. Он предлагал Лаврову обратиться за помощью к великому французскому писателю Виктору Гюго[826]. «Надо спасти Гельфман от этой пытки!! Надо возбудить обществ[енное] мнение Европы против русского царя»[827], – писал он. Гюго присоединился к кампании и даже посвятил стихотворение Гесе Гельфман. В конце апреля в Женеве анархисты при участии Кропоткина выпустили брошюру, посвященную Софье Перовской[828].

30 апреля газета Le Révolté почтила память казненных и провозгласила, что «история впишет эти имена в ряд легендарных героев, и долго еще юноша и девушка, услышав эти боготворимые имена, будут вдохновляться лучшими чувствами самопожертвования и безграничной самоотверженности, без которых человечество еще долго было бы погружено в самое мрачное варварство». Редакция оповестила о намерении выпустить специальную брошюру «Правда о казнях в России»[829].

Кампания солидарности с «народовольцами», развернутая Кропоткиным в Швейцарии, разъярила власти конфедерации и местную прессу. Но еще большие опасения внушали правительствам Европы усилия по возрождению Интернационала.

Проект созыва в Лондоне международной конференции для этой цели был поддержан многими анархистами и революционными социалистами, однако отвергнут социал-демократическими партиями. В преддверии съезда Кропоткин активно обсуждал вопрос о стратегии и организации мирового революционного движения с Кафиеро и Малатестой. В письме к ним, написанном в феврале, Петр Алексеевич призывал учесть уроки Парижской коммуны: революция – это не милитаризм, не чисто военная борьба обученных армий, какими бы прекрасными планами сражений те ни располагали. Революция – это дело широких масс, которые жизненно заинтересованы в ней, готовы и могут принимать в ней самое активное участие, хотят и будут за нее сражаться[830].

Подготовка трудящихся масс к революции, настаивал Кропоткин, возможна только через их экономическую борьбу против капиталистов и помещиков, за свои непосредственные интересы, а не через покушения и политическую борьбу с властью, как это делает «Народная воля». Кропоткин был убежден, что народники забыли заветы Бакунина о том, что недостаточно устранить царя, нужно бороться с помещиками и поднимать крестьянские восстания. Объясняя свою позицию в беседах с Кафиеро – сторонником действия небольших подпольных групп – и в переписке с находившимся в Лондоне Малатестой, Петр Алексеевич пояснял: «Если социалистическая партия бросится исключительно в убийство жандармов и ведение войны с правительством, будущая революция снова станет бойней, мало полезной для народа, тогда как я твердо убежден в том, что если ядро из людей решительных, людей действия… твердо продолжит подготовку экономической борьбы, то будущая революция будет сопровождаться актами социальной революции, ликвидации индивидуальной собственности»[831].