Подводя итоги дискуссии, Малатеста предложил, чтобы в международное объединение входили все группы, которые разделяют ее принципы, сохраняя при этом собственные организационные структуры. Он высказался также за принятие идеи анархистского коммунизма. В конце концов большинство делегатов (кроме Мерлино) проголосовали за сохранение названия Первого Интернационала – Международная ассоциация трудящихся. Вопрос о структуре международной организации обсуждался на заседании 17 июля. Специально созданная комиссия предложила учредить корреспондентское бюро для связи между группами, входящими в Интернационал. Многие французские делегаты возражали, опасаясь концентрации полномочий в руках нового органа. Но Кропоткин пояснил, что речь идет только о своего рода «почтовом ящике» для обмена информацией, поскольку сотни групп из разных стран просто погрязнут в переписке, если будут поддерживать исключительно прямые контакты друг с другом. В итоге большинство делегатов поддержали создание такого бюро, и 19 июля оно было избрано в составе Малатесты, немецкого эмигранта Йоханна Себастиана Трунка (1850–1933) из социал-демократического клуба трудящихся на Роуз-стрит (позднее анархиста) и Николая Чайковского из лондонского «Славянского клуба». Бюро должно было размещаться в помещениях клуба на Роуз-стрит в Лондоне. При этом оговаривалось, что группы будут поддерживать друг с другом и прямые контакты[841]
.Делегаты одобрили сделанное от имени комиссии предложение Малатесты о том, что в международную организацию могут входить любые группы, разделяющие ее принципы. При обсуждении ее структуры Кропоткин попытался добиться решения о проведении регулярных конгрессов, как это было в Первом Интернационале. Но большинству участников это не понравилось: им претила чересчур жесткая, по их мнению, организация. В результате было решено предоставить проведение следующего конгресса инициативе групп и федераций, входящих в международную ассоциацию[842]
.Лондонский конгресс формально восстановил Интернационал. Более того, он подтвердил принципы и «федеративный пакт» МАТ, принятые на Женевском конгрессе 1866 года, с поправками, внесенными в 1873-м. Была добавлена лишь одна оговорка: упоминание «нравственности» в уставе («Интернационал и все входящие в него общества и лица принимают истину, нравственность и справедливость основой своих отношений к людям») следует понимать не в смысле принятия буржуазной морали, а как констатацию «безнравственности» существующего общества. Подлинная нравственность утвердится лишь после того, как старое общество будет уничтожено «всеми доступными средствами». Провозглашался также отказ от парламентской политики в любой форме.
Обсуждению подпольной революционной работы были посвящены дискуссии последнего дня заседаний конгресса, 19 июля. Многие участники находились под впечатлением недавнего успешного покушения на русского царя. В такой атмосфере американец Эдвард Натан-Ганц поставил вопрос о необходимости «изучения химических и электрических наук» – иными словами, об изготовлении бомб и взрывчатых веществ и обучению обращения с ними. Он призвал «социальных революционеров» научиться этому делу, а также пройти военную подготовку в целом. Иными словами, речь шла о том, чтобы анархисты перешли к более широкому использованию методов покушений в отношении власть имущих[843]
. В том же духе – и даже еще более резко – высказался бельгиец Серро, приравнявший покушения и взрывы к «пропаганде действием» и почти истерически восхвалявший насилие.Кропоткин не был принципиальным противником таких методов, как покушения, и даже нередко оправдывал их, но считал подобные действия и акты скорее чем-то второстепенным и индивидуальным. В статьях, посвященных «бунтарскому духу», которые были им написаны до конгресса, Кропоткин фактически выражал неприятие одержимости бомбометанием[844]
.Выступая в дебатах на конгрессе, Петр Алексеевич подчеркнул, что изучение химии и электрического дела – вообще не такое легкое занятие, и знаний в этой сфере не получить в ходе нескольких уроков или чтения инструкций. Революционные группы не должны превращаться в кружки по изучению химии, и, если взрывчатые вещества необходимы, их должны изготовлять те, кто работает на химических фабриках. Что же касается обучения военному делу, то для революции важна не военная подготовка, а революционный энтузиазм масс[845]
. Особое раздражение у Петра Алексеевича вызывал Серро, которому он не доверял – и, как выяснилось, не напрасно! Известно, что Кропоткин назвал проекты резолюций, предложенных Серро, «ужасными» и отказался предоставить ему адреса зарубежных анархистов[846]. Как выяснилось, тот оказался полицейским провокатором.