Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Германское государство усиливает армию, разрабатывает новые виды вооружений, создает второй в мире по мощи – после английского – военный флот, захватывает колонии. Дело идет к войне. Надежд на революцию в Германии до того, как война начнется, никаких. Анархисты здесь не очень влиятельны, социал-демократы устраивать революцию не планируют, рабочие к революции не готовы. Логично? Пожалуй. Но какие следуют выводы? Выводы, которые сделал Кропоткин в 1905–1906 годах, мы уже воспроизвели в предыдущей главе. Он призывал французских анархистов и революционных синдикалистов, контролировавших самое крупное объединение профсоюзов во Франции, совершить революцию перед войной. А дальше? А потом революционная армия двинется к границам Германии и даст бой агрессору… «Революционная часть народов», в данном случае – французского народа, – и начнет революцию.

Следующая беседа Роккера с Кропоткиным в узком кругу анархистов состоялась в 1913 году. И снова они вернулись к этой теме:

«Он сказал, что он убежден, что Германия готовилась к войне. Это может начаться в любой день. "Я не могу назвать вам точную дату, – сказал он, – но это ненадолго. Германия зашла слишком далеко, чтобы отступить. Когда ты так долго гремишь своим мечом, что весь мир считает тебя угрозой, ты не можешь вдруг бросить трубу и обменять ее на пастушью дудочку. Это было бы унизительно. Германия только ожидает возможности нанести удар.

Германия находится в гораздо более благоприятном положении. Если она выиграет войну, она станет на долгое время неоспоримым диктатором Европы. Ее правители выжмут все, что смогут, из других стран, чтобы быстро возместить ее собственные потери. Германия проиграет войну, она станет проблемой для победителей, и эта проблема не может быть решена без европейской революции. Если Германия будет разбита победителями, она создаст ирреденту[1627], которая не даст Европе мира.

Единственная надежда состоит в том, что новое движение может прийти из побежденной Германии. Но такие движения происходят только в том случае, если условия существуют в умах людей, а я боюсь, что они не существуют среди немецкого народа. Если немцы потерпят поражение, они скорее будут размышлять о своей уязвленной национальной гордости, чем захотят прислушаться к голосу разума»[1628].

Итак, выводы? Германия готовится к войне. Со своим мощнейшим военным и промышленным потенциалом она может и победить. Общеевропейская война разразится не сегодня, так завтра. Все плохо для анархистов и для человечества. Если она победит, то ограбит побежденные страны и навяжет им свои политические порядки. Если разобьют Германию, то среди немцев широкой волной разольются националистические настроения, они будут одержимы жаждой реванша и «национального возрождения». А дальше – здравствуйте, Адольф Гитлер, нацизм и Третий рейх. Хоть и не Нострадамус, но далеко же ты глядел, Петр Алексеевич… Эх, что же ты не написал об этом подробнее?

Собеседники снова вернулись к обсуждению сценариев действий, которые могли бы предотвратить войну: «Мы спросили Кропоткина, не может ли всеобщая забастовка во всех странах предотвратить войну. Может, ответил он. Но она должна быть одновременной во всех соответствующих странах, и она должна быть завершена до начала боевых действий. Если будут ждать объявления войны, то будет слишком поздно»[1629]. До тех пор он не отказался от своего сценария 1905–1906 годов и был согласен с идеей всеобщей забастовки против войны.

Беседа продолжилась. Испанский анархист Таррида дель Мармоль спросил Роккера, что сделают немецкие социалисты, чтобы остановить вступление Германии в войну? Рудольф ответил:

«Боюсь, что немецкие социалисты вообще ничего не сделают. Германский рабочий класс утратил все понимание прямого действия. Они возложили всю свою надежду на парламентскую деятельность. Самое большее, что мы могли ожидать, – это то, что социалисты в Рейхстаге проголосуют против военных кредитов, но даже в этом не было уверенности»[1630].

– Тогда нет никакой надежды предотвратить войну, – сказал испанец. – Если немецкие рабочие ничего не сделают, то как мы можем ожидать этого от французских и бельгийских рабочих?[1631]