Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

«Мужчины, женщины, дети России, спасите нашу страну и цивилизацию от черных сотен центральных империй!.. Противопоставьте им героический объединенный фронт»[1679], – призывал он в телеграмме, направленной в печатный орган партии кадетов, газету «Речь». Такие заявления не могли встретить понимания у российских анархистов, но были восторженно восприняты сторонниками войны. Партия кадетов отпечатала текст телеграммы Кропоткина в виде листовки и активно распространяла ее.

Опасаясь, что германские агенты попытаются помешать его возвращению в Россию, Петр Алексеевич решил ехать под именем своего знакомого Сергея Петровича Тюрина[1680]. Кропоткин заранее приехал на его квартиру в Лондоне и вместе с ним тайно уехал в шотландский порт Абердин, где собирался сесть на пароход. Его багаж был также оформлен на имя Тюрина. 4 июня 1917 года Кропоткины сели в Абердине на русское судно, которое взяло курс на норвежский порт Берген. Перед отъездом Петр Алексеевич передал через Тюрина в британские газеты прощальное письмо, поблагодарив народ и «политических вождей» Британии за «теплое отношение» к нему и его семье за годы эмиграции и за «симпатии к Новой России». При этом он заявлял, что счастлив видеть свою страну «стоящей в одном лагере с Западной Демократией против Центральной Империи»[1681].

Плавание проходило сравнительно спокойно, но на море стояла легкая качка, от которой Софья Григорьевна слегла. «Публика на пароходе очень интересная и очень разнообразная, – рассказывал Кропоткин в письме Тюрину. – Вчера вечером (еще в порту) в передней части парохода пели хором всякие песни, очень недурно, и мы перешли туда, а потом болтали обо всем. Сегодня утром опять шли беседы – конечно, о России и о войне. Мнения очень пестрые. Много интересных людей»[1682].

У входа в территориальные воды Норвегии «дежурила» германская подводная лодка, но при виде конвоя из военных судов она предпочла уйти, и «Аскольд» благополучно вошел в норвежский порт. Вступив на норвежскую землю, Кропоткин наверняка вспоминал, как в 1876 году бежал через эту страну из России. Позади была целая жизнь!

Пробыв несколько часов и переночевав в Бергене, где Петр Алексеевич застал крупную рабочую демонстрацию, Кропоткины направились в столицу Норвегии – Христианию. Железная дорога вела через заснеженное плоскогорье фьельдов – сглаженных, похожих на плато безлесных горных массивов. В одном месте, где полотно оказалось повреждено, пассажирам пришлось выйти из спального вагона поезда и нести багаж вручную. И тут они повстречались с четырьмя русскими сестрами милосердия, которые отдыхали в Норвегии. Они узнали Кропоткина, рассказывали о происходящем в Петрограде, и на глазах старика выступили слезы. Это была его первая встреча с Россией!

По дороге Петр Алексеевич сочинил заявление-«меморандум» для лидера шведских социал-демократов Яльмара Брантинга (1860–1925), который готовил проведение в Стокгольме международной социалистической конференции для выработки путей прекращения мировой войны[1683].

К идее такой конференции, как и к предыдущим усилиям социалистов в Циммервальде, Кропоткин относился резко отрицательно. Упрямый старик по-прежнему – и даже более чем когда-либо – давал волю своим антигерманским настроениям. Во всех мирных усилиях, «Циммервальдах и Стокгольмах» он видел всего лишь «искусные маневры» правящих кругов Германии, стремящихся избежать неминуемого поражения[1684]. В том же ключе был выдержан и его меморандум Брантингу. Кропоткин обрушился на лозунг мира «без аннексий и контрибуций» и ратовал за то, чтобы любой мир заключался на условиях возвращения Франции регионов Эльзас и Лотарингия, захваченных Германской империей в 1871 году. Он желал также создания независимой Польской республики, освобождения Сербии, других южных славян из-под власти Германии и Австро-Венгрии. Он требовал разрушения центрально-европейских империй[1685]. Ликвидации колониальных империй стран Антанты он «почему-то» не требовал! Текст заявления Кропоткина был переведен в Христиании на норвежский язык женой английского журналиста и по телеграфу отправлен в Стокгольм.

Но антивоенные настроения не давали о себе забыть и здесь. На пароходе и в поезде ехали самые разные люди, и они по-разному относились к мировой бойне. Среди спутников Кропоткина оказались и жившие в Лондоне противники войны, и «большевистски» настроенные делегаты от одной из русских дивизий, сражавшихся во Франции.

В Норвегии у Кропоткиных буквально не было ни одной свободной минуты. «Встречи, приемы, столько ласки от норвежцев и от русских комитетов, – рассказывал Петр Алексеевич в письме Тюрину. – Русские консулы просто с ног сбились, принимая всюду возвращающихся эмигрантов. В отелях нет мест, и, при всем добром желании, далеко не всем удается найти кровати. Спят на полу по двое на матрасе, а консулà платят по 10 крон за такой матрас. Здесь нас посетил и замещающий русского Посланника»[1686].