Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Толпа вела себя не хуже фанатов кинозвезды или сверхпопулярного певца. Шестьдесят тысяч человек рванули к вагонам. Почетный караул из солдат Семеновского полка не смог их сдержать. Поклонники рвались к Кропоткину, желая нести его на руках. Одежду на лоскутки-сувениры, конечно, не рвали, но для семьи старых революционеров первый день в России едва не стал последним днем их жизни. И если Петр Алексеевич чуть не был удушен в объятиях, то сбитая на землю Софья Григорьевна едва не погибла под ногами поклонников своего мужа. Группе семеновцев стоило колоссальных усилий вызволить Кропоткиных из толпы и провести их в здание вокзала[1694]. «Почетный караул от семеновцев. Так и не добрался до него… – записал Кропоткин в дневнике. – Когда я вышел, меня безусловно чуть не раздавили. Саша (дочь. – Авт.) едва упросила оркестр семеновцев замолчать… Офицеры хотели нести меня на руках. Я отказался. Соню чуть не растоптали. Тогда 8 офицеров… схватясь руками, окружили меня кольцом… с невероятными усилиями пробивались сквозь колышащуюся толпу. Пробились не к караулу, а к зале, где меня ждали Керенский и несколько других министров и Н. В. Чайковский. Приветственные речи. Коротко ответил. В 3 часа ночи добрались до автомобиля»[1695].

Анархистские организации встречать Кропоткина демонстративно не пришли.

А следующие две-три недели Петр Кропоткин знакомился с политической, экономической и военной ситуацией, со свойственной ему любознательностью вникая во все. «Приходилось все время переходить от умиления к ужасу и от ужаса к умилению»[1696]. Точнее и не выразишь ситуацию, как в этой фразе из письма Кропоткина к Тюрину.

О чем думал и что собирался делать Петр Алексеевич в революционной России? Казалось, сама обстановка революции, связанная с расцветом общественного самоуправления, самоорганизации, должна была пробуждать в Петре Алексеевиче веру в либертарные перспективы ее развития. «Его надежды на либертарное будущее никогда не были более радужными, ибо в 1917 году произошло стихийное появление коммун и советов, которые могли бы составить основу безгосударственного общества»[1697], – так оценивает настроения Кропоткина Пол Аврич. Так ли это?

Свою «программную» речь, из которой видно, что было у него на сердце в те дни, Петр Алексеевич произнес 10 июня (по старому стилю), выступая перед отправлявшимися на фронт офицерами Академии Генерального штаба. Приветствуя долгожданную революцию, Кропоткин снова обрушился на призывы к братанию войск и народа «с германцами». Он обвинил Германию и Австро-Венгрию в подготовке и развязывании мировой войны – как будто противоположная сторона все время являла собой пример миролюбия – и снова, как завзятый либерал или марксист-прогрессист, ищущий «меньшее зло», провозгласил сотрудничество с буржуазными демократиями Запада против империй, долго бывших союзниками царизма. «Как можно было брататься с германцами после того, как Россия вступила в союз с главными демократиями современного мира, именно для того, чтобы воспротивиться таким захватам и завоеваниям Германии! – восклицал старик. – Вступая в союз с Францией, провозгласившей "права человека", т. е. политическое равенство всех граждан, в такую пору, когда вся Европа жила еще под гнетом монархий "Божией милостью", и с английской демократией, сумевшей даже при королевской власти создать политическую свободу, какой Германии не дождаться, может быть, еще через сорок или пятьдесят лет, причем английская демократия сейчас уже вырабатывает ряд учреждений, несомненно ведущих ее к водворению новых, коммунистических форм жизни; вступая наконец в союз с великой американской демократией, которая первая провозгласила полтораста лет тому назад "права человека", ныне признанные основою жизни всякого свободного народа, в том числе и обновленной России, – не связали ли мы себя обещанием борьбы именно против политической формы полусамодержавия, свойственной Германии и Австрии»[1698]. Старый народник Николай Чарушин вспоминал, что в своей беседе с ним летом 1917 года Кропоткин очень надеялся на развитие английского рабочего движения (кооперативов и профсоюзов), его перестройку на анархистских принципах «снизу вверх»[1699].

Каким же наивным надо было быть Петру Алексеевичу и как плохо представлять себе социальные реалии России после сорока с лишним лет отсутствия в ней, чтобы собраться увлечь, к примеру, государственнически настроенное русское кадровое офицерство перспективами «новых, коммунистических форм жизни»! И однако же тщетные надежды на «всенародное» единство на пути к грядущей свободе не оставляли бывшего эмигранта на протяжении всего дооктябрьского периода…