Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Впрочем, к политикам он по-прежнему относился скептически и с иронией отзывался об их стремлении к показухе и роскоши в смеси с жадностью. В конце июля, беседуя с писателем Корнеем Ивановичем Чуковским (1882–1969), Петр Алексеевич, морщась, обронил: «А вот сегодня я был в Зимнем дворце у Керенского – и на нас, 4 человек, дали на огромной тарелке с царскими вензелями, с коронами – четыре вот таких ломтика хлеба… И вода!.. Мы с Сашей переломили один ломтик – а остальное оставили Керенскому»[1710].

* * *

Время от времени он выступал на митингах, призывая продолжать войну с Германией. Все еще надеялся на то, что все силы, выступавшие против самодержавия, преодолеют разногласия и станут трудиться сообща ради строительства нового. Стараясь поддержать единство всех политических сил в борьбе с Германией и ее союзниками, летом 1917 года Кропоткин пишет «Обращение к украинскому народу», призывая украинцев остаться в рамках Российской республики, создаваемой как федеративный союз по типу США, Канады и Швейцарии[1711]. При этом в рамки федерации с широким самоуправлением регионов, создаваемой на месте Российской империи, он включает «народы Украины, Польши, Литвы, Финляндии, Кавказа, Сибири»[1712]. Разрешение же вопроса о будущей федеративной республике он призывал отложить до созыва Всероссийского Учредительного собрания[1713].

В августе 1917-го министр-председатель Керенский пригласил Петра Алексеевича принять на индивидуальной основе участие в Государственном совещании, которое было созвано Временным правительством в попытке добиться ускользавшей общественной поддержки. Кропоткин отправился в Москву.

На второй день работы совещания перед открытием Петр Алексеевич успел съездить на автомобиле вместе со своим зятем и секретарем Борисом Федоровичем Лебедевым в Штатный переулок, где когда-то жила его мать. Осмотр дома вызвал волну старых воспоминаний…

15 (29) августа Кропоткин выступал на Государственном совещании. Вернувшись в Россию после стольких лет отсутствия и оказавшийся совершенно не в состоянии понять, что происходит вокруг, он снова и снова повторял благостные слова о необходимости для правых и для левых сплотиться ради блага революционной родины, предотвратить назревающую гражданскую войну и приступить к строительству «новой жизни на новых, социалистических началах», при которых хозяйственные знания и умения предпринимателей – владельцев капиталов соединятся с «энергией демократических комитетов и советов». Кропоткин призывал объявить Россию демократической и федеративной республикой[1714].

Что же, ему уважительно и вежливо аплодировали. «Весь зал вскочил на ноги и устроил бурную овацию. Она продолжалась долго: минуту или полторы, – радостно сообщал Петр Алексеевич Тюрину. – Я обвел глазами всю залу, весь партер, вся левая в ложах – на ногах. И к моему удивлению, – вся правая – тоже; особенно поразил меня бельэтаж (промышленники, финансисты), все время будировавшие и демонстративно остававшиеся безмолвными при демократических овациях левой»[1715].

Как вспоминал Милюков, вскоре встретивший Кропоткина «за кулисами сцены», старик был взволнован и не уставал агитировать собеседников: «…он был оживлен необыкновенно и продолжал говорить на тему своего выступления, убеждая, уговаривая, почти прося»[1716]. По сути дела, это было единственное предложение на Государственном совещании, единогласно одобренное всеми делегатами.

Конечно, каждая из политических сил в действительности понимала всю наивность таких оторванных от реальной жизни речей. Предприниматели могли вдоволь посмеяться в тиши своих деловых кабинетов над призывами старика помочь в социалистическом переустройстве России: они как раз в это время закрывали предприятия и массами увольняли рабочих. Сочувственно отзывавшийся о Кропоткине Милюков выделил из речи Кропоткина лишь лозунг провозглашения республики, но годы спустя даже не мог вспомнить, о чем еще говорил старик[1717]. Вероятно, он счел остальное в его речи откровенно неважным или слишком наивным…