Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Плавание проходило в сезон, когда уровень Сунгари понижается, и потому пароход продвигался вперед медленно. Кропоткину запомнились низины в нижнем течении реки, песчаные дюны и пустыни при слиянии Сунгари с Нонни, густая цепь селений по мере приближения к Гирину, деревни, в которых проживали китайцы, принудительно переселенные маньчжурскими властями и не питавшие особой любви к Цинской империи. По дороге удалось посетить Саньсин, но в Бодунэ близ впадения Нонни экспедицию не пустили. Не слишком гостеприимным оказался и прием, оказанный ей в самом Гирине: власти старались свести к минимуму контакты русских с местным населением. С дипломатической точки зрения миссия оказалась неудачной. Но как географ Кропоткин был доволен: участники установили, что Сунгари судоходна (с 1865 года по реке началось регулярное плавание русских пароходов), и сняли подробную карту реки от устья до Гирина.

Во время этой экспедиции, впрочем, Петру Алексеевичу довелось поближе сойтись с китайским народом. У Гирина пароход с российской делегацией сел на мель. Чтобы поскорее избавиться от незваных гостей, амбань прислал сотни две китайцев, чтобы те помогли передвинуть корабль. Петр прыгнул в воду, вместе с ними взялся за канаты и запел «Дубинушку». Китайские рабочие были рады воодушевляющему примеру, и вскоре пароход мог отправляться в плавание. По пути пароход останавливался в китайских деревнях, населенных ссыльными и нелегальными мигрантами, перебравшимися в запретные маньчжурские земли из остальных регионов Китая. С местными жителями у Кропоткина сложился очень веселый диалог. «Мы оживленно и дружелюбно болтали (если только это слово применимо здесь) при помощи знаков и отлично понимали друг друга. Решительно все народы понимают, что значит, если дружелюбно потрепать по плечу. Предложить друг другу табачок или огонька, чтобы закурить, тоже очень понятное выражение дружеского чувства». Китайцы с большим интересом обсуждали его бороду и спрашивали, откуда она у такого молодого человека. Шутливый ответ всех развеселил: «Я объяснил своим "собеседникам" знаками, что я в случае крайности могу питаться бородой, если нечего будет есть»[292].

23 августа Кропоткин вернулся в станицу Михайлово-Семеновскую на Амуре, а 11 октября 1864 года был уже в Иркутске, где его с нетерпением ожидал брат Александр, приехавший на службу в казачий полк в Сибирь. Братья поселились в одной из местных гостиниц и жили дружно, несмотря на то что Петр, по свидетельству брата, не отличался легким характером.

«Так как с реформами покончили, – вспоминал Кропоткин, – то я пытался сделать все, что возможно было при наличных условиях, в других областях; но я скоро убедился в бесполезности всяких усилий». Он подготовил доклад о хозяйственном положении уссурийских казаков, предложив принять разнообразные меры помощи. Петра Алексеевича похвалили, его предложения одобрили, но практическое осуществление было поручено «старому пьянице, который розгами приучал казаков к земледелию»[293]. Всякие местные инициативы и идеи блокировались чиновниками в Петербурге.

* * *

Казалось, утешением может послужить наука. Кропоткин упорно совершенствует свои познания в математике и геологии, все больше втягивается в географические исследования. А вскоре имя Кропоткина-географа становится известным за рубежом. В феврале 1865 года Иркутск посетили два иностранных ученых: американский геолог Рафаэль Помпилли и немецкий антрополог Адольф Бастиан. Кропоткин вместе с другими сибирскими исследователями беседовал с иностранным гостями, показал им свои коллекции минералов. Помпилли ознакомил его с геологической картой Китая, напечатанной в Пекине[294].

Вскоре у начинающего географа Кропоткина появляются первые зарубежные публикации. В итальянском научном журнале «Отчет Академии физико-математических наук. Отделение Королевского общества Неаполя» была опубликована заметка П. Кропоткина и А. Палибина «Землетрясение вокруг озера Байкал в 1862 г.»[295]. Идея написать об этом событии появилась у Кропоткина после землетрясения в районе озера Байкал, произошедшего 31 декабря 1861 года. Проанализировав байкальские события, Петр Кропоткин обратился к теории «о местном происхождении землетрясений, вслед[ствие] оседания пластов, против Буховской и Гумбольдтовской теории действия раскаленного ядра Земли на ее кору»[296]. Возникла идея написать о байкальских событиях, казалось, подтверждавших новую теорию землетрясений. На вулкане Везувий вблизи Неаполя в это время действовала всемирно известная сейсмическая лаборатория. Ее директору, выдающемуся сейсмологу профессору Луиджи Пальмьери (1807–1896), и решил написать письмо Кропоткин[297]. А. А. Палибин, приятель Петра Алексеевича, перевел этот труд на французский язык[298]. Пальмьери счел статью Кропоткина достойной издания в местном научном журнале.