Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

В Мергене «купца» со свитой в сопровождении китайских чиновников и полицейских доставили к местному губернатору (амбаню), весьма любезно принявшему их в комнате, увешанной орудиями пыток: «плетями, башмаками из толстой кожи и другими атрибутами кары, имеющимися в руках амбаня для наказания провинившихся»[276]. Правильно, пусть презренные чужеземцы наслаждаются угощениями, помпезной церемонией и улыбками чиновников, но пусть видят, что ожидает всякого, кто дерзостно выказывает неповиновение власти императора Поднебесной! Да и сама торговля в этом городе не заладилась. Сначала чиновники запретили торговать «купцу», отказавшись принять его скромные дары. Затем, после обещания написать жалобу в Пекин, амбань все-таки дал разрешение на торговлю, посетил караван и снабдил «караванщиков» продуктами питания. Но, по признанию Кропоткина, торговля шла так, как будто разыгрывался спектакль: «Когда таким образом несколько купцов приобрели, что им было нужно, они больше уже и не смотрели на наши товары, и никто ничего уже не покупал. Переход от оживленной торговли к полному бездействию был так разителен, что мы поневоле усомнились, не было ли позволено купцам торговать только для вида до известного часа»[277]. Продан был кусок плисовой ткани и некоторое количество безделушек[278]. Уж не сообразили ли китайские чиновники, что совсем не купец и никакие не торговцы к ним в гости пожаловали? И уж не насмехались ли они над «северными варварами», источая улыбки на приемах и церемониях и делая вид, что верят всему, что те говорят? Тем более что ни Кропоткин, ни его приближенные не понимали ни по-китайски, ни по-маньчжурски. Это тем более вероятно, что за Мергеном к «каравану» периодически «под видом едущих на службу» случайных попутчиков присоединялись «провожатые – чиновник и два или три солдата в повозках»[279]. В Айгуне, где у «купца» были знакомые, ему пришлось прятаться в телеге, ссылаясь на болезнь. Местный же амбань вообще запретил жителям торговать с «караванщиками». И запрет этот соблюдался столь неукоснительно, что один из китайцев, решившийся купить коня у русских «торговцев», на следующий же день вернул его обратно, отказавшись даже от уплаченных денег, вежливо пояснив, что человек он щедрый и деньги у него еще есть[280]…

Нелегал Кропоткин, описывая свои впечатления об экспедиции, восхищался трудолюбием китайского народа. Вот, например, что он пишет о китайских крестьянах: «…при китайском трудолюбии и обилии рук мы видели во всех деревнях громадные запасы пшеницы, проса и овса. Случалось видеть, что целые амбары, занимавшие одну сторону широкого квадратного двора, были засыпаны хлебом в зерне, а немолоченый хлеб лежал еще в скирдах, кроме того, громадное количество гречи было ссыпано просто в сарае, где ее топтали коровы и ели свиньи»[281]. Лев Тихомиров, революционер, а позднее ренегат, ставший консервативным публицистом, вспоминал, как в 1870-е годы Кропоткин своими рассказами о Китае показывал, что «очень остался доволен китайцами»[282]. Позднее, в 1899 году в экономическом исследовании «Поля, фабрики и мастерские», получившем всемирную известность, Петр Кропоткин предскажет вероятный в будущем бум индустриального развития в Китае: «Из всего этого видно, что угрожающее вторжение Востока на европейский рынок надвигается быстро и дремлет только один Китай, хотя, судя по тому, что мне пришлось видеть в этой стране, я убежден, что раз китайцы начнут работать на европейских машинах – а они уже начали, – то они будут производить с большим успехом и в большем масштабе, чем японцы»[283]. Пророк Кропоткин оказался прав. В наше время, когда Китай стал «фабрикой мира» – крупнейшей промышленной державой, не только завалившей весь мир своими дешевыми товарами, но и осваивающей все новые и новые наукоемкие отрасли производства, – начинаешь понимать значение этих слов.