Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века

Как известно, Воинский устав был закончен и подписан Петром I «в Гданске» и переслан «господам Сенату» с сопроводительным собственноручным указом царя. «Посылаю к вам книгу Воинской устав (который зачат в Петербурге и ныне совершен), – писал Петр, – которой велите напечатать число немалое, а именно, чтоб не меньше тысячи книг, из которых ста три или более на словенском и немецком языке (для иноземцев в нашей службе)»[1397]. Конечно, такое распоряжение еще ничего не говорит против возможности первоначального написания и утверждения Устава на немецком языке. Но дальнейшие сведения об исполнении приведенного нами распоряжения, указа Петра обрисовывают истинный ход дел. Указ царя был получен в Сенате в Петербурге 11 мая [1716 года]. Сенат 6 июля в следующих словах доносил Петру о выполнении его распоряжения относительно напечатания Воинского устава: «И по тому указу в Санкт-Петербурге того Устава на словенском языке напечатано 1200 книг, из которых одну посылаем до вашего величества при сем доношении. Также которым быть на немецком языке, и их переводить некому, понеже переводчиков в Посольской канцелярии в Санкт-Петербурге нет; для чего призывали мы барона Гизена[1398] и говорили ему тот Устав перевесть, на что нам сказал, что он по-русски не довольно умеет, однако ж по возможности переводить будет»[1399]. Через полтора месяца, 24 августа 1716 года, сенатские дьяки Молчанов, Иванов и Поздняков писали за границу кабинет-секретарю А. В. Макарову, что их сиятельства сенаторы призывали барона Гизена «и говорили ему, чтоб тот Устав он перевел, на что сказал, что по-русски не доволно умеет, однако ж по возможности переводить станет, и одна книжка печатная ему отдана, с которой, сказывает он, что перевел близ половины»[1400].

Из представленных прямых свидетельств, а также из отсутствия в древлехранилищах России каких-либо материалов правотворческой работы над Воинским уставом на немецком языке совершенно ясно, что приведение немецкого текста наряду с русским в ПСЗ за № 3006 в V томе и под датой 30 марта 1716 года является редакторской ошибкой. Немецкий текст, как позднейший и выработанный на основании первого печатного русского издания исключительно с практической целью – для обслуживания иноземцев в русской армии («в нашей службе», по выражению Петра), не имеет никакого научного значения; мало того – приведенный без всяких разъяснений и комментариев, он подал и подаст повод к путанице, не изжитой до настоящего времени. Профессор Бобровский еще в 1881 году вскрыл недоразумение с языком выработки законодательного текста, но русские немцы, профессора Юрьевского университета Тобин[1401] до него [до Бобровского], в 1847 году, и Энгельман[1402] после него, в 1882 году, утверждали, правда не совсем уверенно, что текст Артикулов воинских «bekanntlich deutsch abgefasst und dann ins Russische übersetzt wurde»[1403]; а прусский немец фон Штейн на основании тех же данных уже решительно заявлял в 1885 году, что весь Устав воинский «составлен немцем, да еще пруссаком», «wahrscheinlich von einem Prussen [вероятно, пруссаком. – Ред.]»[1404].

Сотрудник царя барон Гизен (Гюиссен) перевел на немецкий язык полный текст Воинского устава, в том числе дополнения и исправления, собственноручно внесенные Петром I. Писания Петра, вошедшие в Устав, сохраняются в русских древлехранилищах и приготовлены нами для издания. Если, вслед за немцами, принять, что текст Устава был выработан на немецком языке, то тогда собственноручные исправления Петра I следует признать переводом, сделанным русским царем на свой родной язык с немецких писаний прусского законника.

Полагаем, что на этом бесплодный спор должен быть окончен.

Изложенная нами история разработки Воинского устава Петра I и установление его источников показывают, с одной стороны, как обширна и значительна тема о создании того или иного законодательного акта в эпоху реформ и как опасны для исследователя недостаток материала или неправильная его подача в научный оборот. То и другое легко может сбить с пути доверчивого исследователя, особенно если он не обладает в достаточной мере критическим чутьем и незнаком с архивными первоисточниками.

С другой стороны, приведенные сведения обнаруживают два основных момента в правотворчестве Петра I, чрезвычайно важные для раскрытия изучаемой нами темы.