Петрикор

Мама вернулась через час и почему-то совсем не ругалась. Сварила морс и приготовила мой любимый грибной суп. А после обеда спокойно произнесла:

– Прошу, не носи больше в школу магнитофон: тяжесть такая!

Уже позже я узнала: когда Галина Сергеевна в красках обрисовывала всевозможные опасения насчет западной музыки, о ее пагубном влиянии на подрастающее поколение, мама очень спокойно ответила, что сама дала нам магнитофон и записи.

В ЛУЧАХ ЭЛЬДОРАДО

У меня в жизни случилось не так много дней, проведенных вместе с отцом. Вот так, чтобы с утра до вечера – и целый день вместе! И можно болтать обо всем, обсуждать разные мелочи, смеяться и растворяться в искрящейся полноте любви и доверии. Наверное, именно потому мне так дорог и ценен тот летний день. И все, что с ним связано.

Папа мне виделся немногословным, всегда на чем-то сильно сосредоточенным. «Весь в собственных мыслях!» – так ведь обычно говорят про неразговорчивых людей? Поздно возвращался с работы – тогда он как раз стал руководителем в крупной проектной организации, – а потом еще ночами упорно выводил чертежи в гостиной за кульманом: чуть сутулая спина, строгий профиль с бакенбардами, дымящаяся в руке сигарета… Одним словом – архитектор!

Однажды он признался мне, что это даже не профессия, а образ жизни. Сейчас я, конечно, представляю, что такое образ жизни: когда выбираешь творческую профессию, то по-другому и быть не может. Ну а тогда мне сложно было понять эту внутреннюю отстраненность отца. Не представляю, как он мог не спать несколько ночей подряд. И при этом ни разу не жаловался на усталость. Повсюду в комнате – разложенные листы ватмана, с чертежами и набросками, эскизы, акварельные зарисовки. И густой, осевший запах табака. Я по-другому уже и не могу представить нашу гостиную!

Помню высокое и ясное небо и солнце, такое умеренно теплое, ласковое. Деревья приятно шелестели, создавая свою мелодию. Природа еще баловала теплом, но уже предупреждала о приближении осени. В воздухе появились едва уловимые нотки первых увядающих листьев. Вода в озере была темной из-за водорослей, густо зеленой, а в реке, почти прозрачной, можно было увидеть, как хаотично мечется рыба.

Наверное, таким мы и хотим видеть настоящее счастье: безоценочное, независящее от достижений, новых побед, дорогих приобретений и роскошных подарков. На первый взгляд – очень простое. Но только с возрастом понимаешь, что именно вот это – нетребовательное, спокойное, благодарное – счастье и является настоящим!..

Тот незабываемо-счастливый день случился в Отрадном. Мы как будто оказались в лучах Эльдорадо. Отрадное – пригород Ленинграда. Обычно летом я проводила там где-то с месяц – гостила у бабушки Люси и дедушки Вали. Они снимали небольшой дом, куда я приезжала с радостным предвкушением безграничной свободы.

Удивительно, как медленно и лениво тогда текло время: словно в замедленной съемке тянулись дни и недели! И так хотелось все ускорить: вечером заснуть пораньше, чтобы поскорее наступило завтра. Если бы тогда знать, как оно внезапно ускорится – безжалостно к нам, как ни пытайся его замедлить!

Ты пытаешься его остановить – прогулкой или неспешным разговором, неожиданно возникшим желанием проехаться на электричке, чтением книг, бокалом вина, – а оно тут же начинает вырываться и снова выбрасывает тебя в привычный ритм. Часы перелетов и переездов сократили расстояние между городами, и уже как-то естественно принимаешь такую «непринадлежность» к пространству.

От природы непоседливая, в Отрадном я становилась другой и словно растворялась в приятной текучести летних дней, их беззаботности и неспешности. Иногда – гуляя по лугу, собирая полевые цветы и гадая на ромашках – я забывала, что бабушка ждет меня на обед. Потом я познакомилась с ребятами из соседнего поселка, и мы убегали играть в казаков-разбойников. Бабушка ругала меня, но не сильно, и все повторялось снова.

Дед был любителем рыбалки. Он собрал неплохую коллекцию из удочек, специальных крючков и даже нескольких спиннингов, предназначенных для большой рыбы. В местном озере водились лещи, налимы, окуни и форели. Но больше всего – плотвы, небольшой рыбы, юркой и очень блестящей.

Дедушка научил рыбачить и меня. Поначалу черви казались просто отвратительными, но потом я как-то привыкла к их скользкому шевелению. Я легко закидывала удочку, с первого раза попадая в нужное место. Спустя какое-то время поплавок начинал уходить под воду, а я аккуратно тянула леску – всё как учил дедушка, чтобы рыба не соскочила. Чаще всего ловилась плотва, реже окунь. А один раз я даже поймала форель! Леску потянуло вниз, и поплавок отчаянно запрыгал. Я сразу поняла, что это какая-то особенная рыба, и стала звать дедушку. Боялась, что она может сорваться. Дедушка выбежал на пирс и взял у меня удочку.

– Смотри, надо легко вести, чтобы рыба не сорвалась.

У самого пирса он поднял удочку – на крючке была внушительная золотая форель.